«Значит, Могильщик», – размышлял Генрих. Информации много, а улик как не было, так и нет. Штольц совершил ошибку, когда показал своему начальнику досье на Цоя, которое он собрал, фактически по собственной инициативе, не официально, без соблюдения процессуальных условий. Начальник криминальной полиции оценил дело как бесперспективное и приказал прекратить самодеятельность, зная, что зануда Штольц не выполнит приказ и сделает ещё один шаг.
Штольц сделал и снова совершил ошибку. Занимаясь в рабочее время порученными делами, а в свободное время частным сыском, он не заметил изменений в поведении жены. Она всё время читала одну и ту же книжку. Если бы Штольц не был так сконцентрирован на Цое, если бы не был так уверен, что «дома-то у него всё зашибись», он бы заметил, что книга жены точь-в-точь похожа на книгу, которую читал покойный Крюгер. Если бы он в эти дни больше говорил с женой, то заметил бы, что она быстро и полностью обесценила свою жизнь, их отношения и заметно утратила свои желания. Если бы он заметил, что в последние дни жена не испытывает желаний, но что-то продолжает делать просто по привычке. Если бы…
Вместо этого Штольц вымолил командировку в Тамбов (город в центральной России) и полетел туда, как частное лицо, чтобы подробно и лично поговорить со Славиком. А когда вернулся… А когда вернулся – его ждал удар. Утром этого дня жены не стало. Доктора развели руками, они сказали, что жена умерла полностью здоровой, и единственное объяснение, которое они смогли сделать: «Отказалась жить».
Штольц уволился со службы, чтобы не быть обременённым своим положением полицейского. Купил пачку офисной бумаги, компьютер, принтер и закрылся дома. А через три месяца он вышел с папкой под мышкой, пистолетом в кобуре под полами свадебного пиджака. Сел в машину и поехал в свой участок. Вошёл в кабинет начальника и через пятнадцать минут вышел оттуда, ни с кем не здороваясь, всё ещё с папкой под мышкой и пистолетом в кобуре. Сел в свой Polo и стал ждать. Через полчаса рядом остановился полицейский микроавтобус радионаблюдения. Штольц молча сел в микроавтобус, где ему нацепили потайной микрофон и установили микрокамеру в папку с бумагами. Штольц пересел в свой автомобиль и поехал в сторону города Бад-Лангензальца, спецмашина связи следом. Ехали быстро и молча.
Polo Штольца остановилось перед антикварной лавкой, микроавтобус в тридцати метрах дальше. Штольц вошёл в лавку с папкой под мышкой и пистолетом в кобуре. В лавке были посетители. Цой увидел Штольца, сделал скорбное выражение лица, кивком поприветствовал. Штольц не ответил на приветствие. Генриху показалось, что Цой пожал плечами. Через несколько минут они остались одни.
– Как поживаете? Как справляетесь с разочарованием? – начал Цой.
– Ищу утешение в творчестве, – Штольц кивнул на папку.
– Пишете? Это так не оригинально для полицейского.
– Вы можете на полчаса закрыть лавку?
– Думаете, так долго сможете торговаться со мной за свой текст?
Штольц не нашёлся что ответить и промолчал. Цой подошёл к двери и перевернул табличку надписью «Закрыто». Штольц хотел сказать: «Как символично», но решил не разбрасываться козырями, в этой игре они потребуются ему все, и очень даже вероятно, потребуется последний козырь из кобуры.
Хорошо, что начальник полиции не спросил, вооружён ли Штольц, Генрих не смог бы ему соврать. А когда Генрих репетировал эту встречу, он доходил до сцены, когда он достаёт пистолет и говорит: «У меня нет другого выхода. Прошу прощения за самосуд», – и стреляет в Цоя. Если до этого дойдёт. Потом стреляет в себя, всё равно после встречи с Цоем жизнь пошла под откос.
Цой показал на шикарный антикварный круглый стол в центре лавки.
– Присядем?
Штольц сел, облизнул губы. Не ожидал, что пересохнет в горле.
– Я всё знаю, – сказал Генрих.
– Тогда где бумаги на арест? – Цой был спокоен как могила.
– Ничего не могу доказать.
Цой согласно и как-то соболезнующее кивнул.
– Поэтому я описал вашу жизнь в этом романе. Назвал «Могильщик».
Цой не успел проконтролировать брови, и они от удивления дрогнули.
– Герой выведен неприятным и некрасивым. Зовут Валерием. Но за глаза его зовут по-другому, вы понимаете… – Генрих перевёл дыхание и облизнул губы, странно, но силы покидали его быстрее, чем это можно было бы предположить.
– И что? Меня это должно беспокоить?
– Да. Ваша слава отдана мною уроду, и в вечность попадёт он, а не вы.
Валерий снова не успел проконтролировать свои брови, хотя выражение лица было каменным.
– Это не вернёт ни жену, ни смысл вашей жизни, Генрих. Зачем? Вы чужды мести. Вы другой. Вы не такой.
Решимость Генриха довести дело так или иначе до конца дрогнула. В чём в чём, но в этом Цой прав. Генрих – не такой.
– Давайте я выкуплю ваш труд, – предложил Валерий и даже потянулся к папке.
– Чистосердечное. В письменной форме. Начиная с эпизода в Советской армии.
– Вы совершенно не представляете значения слова «торговаться». Пять тысяч евро.
Генрих чувствует пистолет. Он успеет достать оружие раньше, чем Цой встанет со стула. Наверное успеет. Раньше бы успел, но силы оставляют Штольца.