Фарги Падающая звезда

— Ты завернул полудохлого тюленя в моё полотенце? — едва не всхлипнула я.

— Ну, что стоит одно полотенце, если речь идёт о жизни ребенка?

— Тюленьего.

— Какая разница, — пожал плечами Кристоф, и его недоумение было вполне искренним. — Посмотри на него. Разве игра не стоила свеч?

Он указал на свёрток и, обернувшись, я увидела мокрый чёрный нос, высунувшийся из полотенца. Вслед за носом появилась вся мордочка, покрытая блестящей розовой шерстью. Хорошенькая, трогательная мордочка с огромными, влажными детскими глазами тёмно-карего цвета, над которыми темнели круглые пятнышки бровей. Детеныш смотрел на нас так доверчиво и выглядел таким беззащитным, что я тут же растаяла. Я присела рядом на пол и погладила эту забавную усатую мордочку. Малыш зажмурился и заурчал как котенок,

— Он похож на белька, — заметила я. — На детеныша гренландского тюленя.

— Но он, скорее, розочка, — улыбнулся Кристоф. — Ты знаешь, наверно, нам придётся оставить его у себя. Мать его бросила, потому что подумала, что он умер. Один он в океане не выживет! А у нас за ним присмотрит Хого.

— Он ест лангустов? — уточнила я на всякий случай, зная, что морской змей Хого — большой любитель лангустов, не потерпит конкурента.

— Не думаю. Пока он ест молоко… Ты привезла концентрат? Ну вот, будем поить его из соски. Дети будут в восторге, можно даже поручить это дело им. А потом Хого научит его ловить рыбу.

— А, может, это девочка?

Кристоф задумчиво посмотрел на маленького крепыша.

— Может. Я не очень хорошо разбираюсь в анатомии тюленей.

И всё-таки это был чудесный день, чудесный по-особенному, потому что он был последним спокойным и счастливым днём перед новым испытанием, выпавшим на нашу долю. На сей раз не пели Трубы Блуждающих Богов, и не являлся ко мне мрачным гонцом мой Вечный Ментор в белоснежном костюме-тройке с тростью, украшенной серебряным набалдашником. Нас никто никуда не гнал и не отправлял, и мы ни за что не поверили бы, что сами решим покинуть наш уютный дом ради новой битвы. Но всё так и вышло.

Я приготовила обед и присела в кресло, которое стало не таким уж удобным после того, как с него сняли спинку. По телевизору шла местная информационная передача, в которую вставлялись блоки новостей, имеющих значение для всего Объединения Галактики. Я рассеянно слушала, с нетерпением ожидая, когда над океаном мелькнёт тень, и белая космическая яхта моего сына опустится на воду. Я больше смотрела туда, за прозрачную стену дома, на белый океан, чем на экран телевизора, и странно было, что я не пропустила это сообщение.

Наверно, это потому, что я услышала сигнал принимающего устройства телепортационной связи, установленного в кабинете, и, на мгновение отвлёкшись от созерцания алмазной глади, бросила взгляд на экран. Молодая блондинка в изумительном лазоревом костюме расстроено взглянула на меня. За её спиной переливался голубой залив, над которым в прозрачном небе сиял печальный женский лик, и густые белоснежные волосы сливались с призрачным сиянием серебристых облаков. Я сразу же узнала эту картину и прислушалась к тому, что говорит блондинка.

— Вчера с Киоты пришла печальная весть, — произнесла она, грустно глядя на меня. — На своей вилле «Падающая Птица» скончался известный художник Фредерик Аль-Рагим, замечательный мастер компьютерной живописи нового поколения, который первым из числа художников этого направления был принят в состав Академий художеств нескольких планет. Сорокашестилетний художник, постоянно проживавший на Киоте, был известен в Объединении Галактики как непревзойденный мастер эмоциональной живописи, создавший целые миры торжества Человеческого Духа. Для многих его полотна стали настоящим знаменем Добра и Света. Они вдохновляли и вдохновляют тех, кто осваивает Дальний и Ближний космос, на сохранение и созидание того, что зовут сейчас Земной цивилизаций…

— Ты его знала? — услышала я голос Кристофа и вздрогнула от неожиданности. Он стоял рядом, держа в руках розовый листок, на каких обычно печатаются телепортационные сообщения.

— Его вилла называется «Скала Падающей Птицы», — произнесла я. — А эта девица несёт чушь. Так нельзя говорить о Фарги. О нём вообще бесполезно говорить. Нужно говорить с ним и смотреть на его картины. Его не интересуют Академии художеств, и он не претендует на звание популяризатора земной цивилизации. Он рисует, и ему нравится, когда кто-то смотрит на его картины и понимает их.

— Ему нравилось, — поправил Кристоф и выключил телевизор. — Ты права, но о нём нужно говорить в прошедшем времени. Он умер.

— Я не верю, — покачала головой я. — Это ошибка. Как в наше время может умереть известный человек, которому всего сорок шесть лет?

— Может, — он протянул мне листок.

— Нет… — пробормотала я. — Ты что, не понимаешь? Если умрёт Фарги, во Вселенной появится огромная чёрная дыра. Провал объёмом в тысячи кубических парсеков…

— Мне кажется, что это уже случилось.