Фарьябский дневник

– Вот тебе первое боевое задание, – сказал, усмехаясь, Игорь, – выдраишь оружие до блеска, – и, насвистывая веселую мелодию, ушел по своим делам.

Скверно было тогда на душе, так скверно, что хоть кричи. Все ребята, что с ним прибыли, с лагерем знакомятся, а ему здесь, в комнатушке с подслеповатым оконцем, оружие чистить. Но ничего, скрепя сердце драил ствол и коробку, пока не заблестели. Заодно прочистил и коробки, из которых выглядывали белые рыльца боевых гранат. С ефрейтором решил не разговаривать. Пришел в спальное помещение, молча сел на свою кровать. Задумался. Из задумчивости его вывел Игорь:

– Что, солдат, пригорюнился? – весело спросил он. Марат молчал, крепко сжав губы, готовый наброситься на обидчика.

Рассмотрев в его взгляде какой-то нехороший, злой огонек, ефрейтор уже серьезно добавил:

– Не хочешь говорить, и не надо, только вот что я тебе скажу. Мы теперь – боевой расчет, и многое теперь зависит от каждого из нас. Мне скоро домой, я хочу, чтобы и ты года через полтора домой вернулся. Без особой скромности скажу, что тебе есть чему у меня поучиться.

Марат понимал: у ефрейтора опыт, знания, но простить ему тот надолго запомнившийся случай не мог. Не нравился ему он, и все тут. Не нравился потому, что был выше ростом и крепче его сложением, не нравилась его грубоватая, вперемежку с матом речь, его залихватское «не судьба», которое он щедро разбрасывал и к месту, и невпопад, не по душе были его виртуозность в обращении с оружием и способность обживаться в любом месте, будь то в окопе или в бронетранспортере.

Может быть, Марат просто завидовал ему? «Да нет же, – отгонял он от себя эту назойливую мысль, – нечему завидовать. Ну кем Игорь будет, когда вернется к себе домой в деревню? Ну, трактористом или дояром – это сейчас модно, простым, ничем не примечательным человеком». О себе Марат был большего мнения. Он спал и видел себя человеком городским. Поедет в столицу учиться. Ведь не зря он школу с отличием окончил. В том, что поступит в университет, он нисколько не сомневался. И будет ученым или писателем. Все его будут узнавать…

Внезапно это вдохновенное парение мыслей прервало восклицание напарника:

– Вот гады, прут себе, как на базар. И что там наши молчат? – Видишь пыль над дорогой? – указал он Марату в сторону долины.

Марат присмотрелся в указанном направлении.

– И в самом деле, пылища, словно табун лошадей гонят, – удивленно сказал он.

– Какой тебе табун, «духи» на конях гарцуют, словно на параде. Тебе не кажется, что вокруг на удивление тихо? Никто не стреляет, словно и нет никого. Их же гаубицами можно накрыть. Наверное, выжидают, чтобы наверняка бить.

Но шли минуты, моджахеды на всем скаку залетели кишлак и вскоре растворились в нем.

– Человек сто, не меньше, – на глаз определил Игорь. – Давай-ка сбегай наверх, посмотри, чего там наши молчат, – приказал ефрейтор.

Марат, забросив за спину автомат, по небольшому овражку направился на макушку сопки. В груди то ли от бега, то ли от предчувствия чего-то тревожного, неведомого учащенно билось сердце. Вскоре он уже с тоской обозревал место, где еще недавно в строгом боевом порядке стояли их боевые машины, упирались стволами гаубицы, рыл на склонах гор укрытия личный состав боевых постов и расчетов. Виднелись только следы недавнего пребывания войск: полузасыпанные капониры и окопы да разбросанные там и сям ящики из-под боеприпасов.

Солнце, проделав половину пути до горизонта, жгло еще сильнее, а Марат чувствовал, что его пробивает дрожь. Ведь они теперь одни во всем этом знойном, чужом и опасном мире. В мгновение ока все разделилось на то, что было, и то, что есть сейчас – непонятное и пугающее своей неизвестностью. То, что было: и дом, и яблони в саду, и мать с отцом, и Алла – стало таким далеким и нереальным, что у него слезы на глазах навернулись. Думая так, он по привычке вел наблюдение и вскоре заметил, что по дороге, по которой ушел батальон, движется толпа моджахедов. Внезапно до него донеслось поочередно три выстрела и, словно эхом, откликнулись три выстрела из кишлака. «И там „духи“», – удрученно подумал Марат, стараясь вжаться в землю так, чтобы его никто не смог увидеть. Ползком пробрался к оврагу и, разбивая в кровь руки при падении, бросился вниз, быстрее к Игорю, спеша сообщить страшную весть.

– Там никого, кроме «духов», нет, – почему-то шепотом прохрипел Марат.

– Как так нет? – в свою очередь спросил недоуменно Игорь, – вопросительно уставившись на Марата.

– Ушел батальон, – с трудом выдавил из себя Марат, избегая взгляда ефрейтора.

– Ты хочешь сказать, что нас оставили здесь одних, позабыли? Ты, наверное, шутишь… Я знаю, что недолюбливаешь ты меня, но я всегда хотел как лучше. Хотел смену достойную после себя оставить… Ну скажи, что ты просто решил меня попугать. Ведь не может такого быть, чтобы нас вот так, за здорово живешь, оставили один на один с «духами». Ну, скажи, что все это вранье, и я тебя не трону. Пальцем больше не трону! – Игорь схватил Марата за грудки и начал его трясти, словно грушу с неспелыми плодами.