Фархад и Евлалия

– Тут советов не дашь, Лала. Поступай, как тебе интуиция подсказывает.

– Девочки, пора продолжать процедуры, – подошла к подругам косметолог Марина. – Прошу вас.

– Потом поболтаем. У меня еще вечером встреча назначена, – подмигнула Марта.

– Надеюсь, не по работе? – подколола Лала.

– А это уж как получится. При любом раскладе – кандидатура стоящая.

– Тогда удачи, Марта.

– И тебе. Кстати, я тебя жду на открытие выставки Ламбье в среду. Наше новое чудо.

– Постараюсь заглянуть.

– И своего зороастрийца захвати. Я любопытная.

– Ладно, если он не занят…

– Для тебя время найдет, не сомневайся.

– До встречи.

Лала думала о жизни, вернее, о смерти. Еще с детства, сколько себя помнила, факт конечности человеческого бытия пугал ее до истерик. Как такое возможно, что она, единственная, со своими мыслями, родинками, неповторимым узором линий на ладонях, вдруг перестанет существовать?! Она смотрела на проходящих мимо людей, снующих, жующих, смеющихся, нахмуренных, и недоумевала. И каждый из них точно такой же центр вселенной, у каждого точка отсчета начинается с него самого, с сердца ли, головы, таинственного места гнездилища души… Именно тогда ей пришла в голову мысль о том, что, может быть, детей лучше не заводить вовсе: кто никогда не рождался, никогда не умрет, а значит, не испытает томящего, сжигающего изнутри ужаса конечности бытия. С другой стороны, говорят, что каждый продолжается в своих детях… Что же, и маньяки, и киллеры, и великие злодеи продолжаются так на генетическом уровне? И возможно, когда-нибудь эти самые гены сложатся в той же самой комбинации? А как быть с поиском второй половинки? На каком уровне она в итоге находится? Что там должно совместиться, притереться и слиться в единое целое? Душа? Тело?

В физическом плане слиться можно с кем угодно и даже породить новую жизнь, а на духовном? У каждого ведь свои тараканы в голове, свои скелеты в шкафу, комплексы… Как найти того, чьи недостатки не будут бесить и выводить из себя? И наоборот. Взять Федора, к примеру. Неплохой мужик, но с ним неуютно и одиноко, он словно большой неуклюжий пес с уродливой головой, которого нужно водить на строгом ошейнике, чтобы держать под контролем. Но ей, Лале, совершенно не хочется подобной ответственности. Ей желается, чтобы кто-то взял на себя заботу о ней, пекся, беспокоился, ухаживал… А Фархад… Но сможет ли он? Не окажется ли потом, что все это просто дешевый антураж, картонные декорации, сколоченные наспех для незамысловатого цирка шапито и тут же разобранные после представления? Нет-нет, нельзя ни в коем случае открывать мягкий ежиный живот для ласк, в руках гладящего в любой момент может оказаться скальпель, который безжалостно рассечет тонкую нежную плоть, вспорет брюхо до потрохов. А она не в силах больше позволить боли затоплять ее всю, выворачивать наизнанку, уничтожать… Иногда кажется, что до подступающего безумия не так уж далеко, оно тут, рядом, таится в подсознании, в закрытой его части, но сколько микрон отделяют эту ненадежную оболочку от сознания в целом? Инстинкт самосохранения вопит об опасности денно и нощно. Ну ладно. Допустим. И что же? Так и жить, всего боясь, без любви, радости, адреналина? Оглядываться вокруг и пестовать свой страх? Может, махнуть рукой, типа «ну и хрен с ним», и отдаться воле страстей? Зато жить, чувствовать, смеяться, плакать, летать? Лала не могла найти для себя ответа.

Она постоянно, вновь и вновь, возвращалась к этим вопросам и опять шла по кругу, как старенький пони в зоопарке, обреченный вечно катать детей по раз и навсегда заведенному пути.