Фархад и Евлалия

– Марта, все хорошо. Выйду на свежий воздух, отдышусь, поймаю тачку – и домой.

– Точно?

– Угу. Точнее Биг-Бена.

– Ладно. Только позвони, как доедешь.

– Непременно.

В темном дворе гулко раздавался стук Лалиных каблучков, словно рисующих в тишине пунктир одиночества, но для нее эти звуки были подобны грохоту камнепада, обрушившегося на ее голову. В неверном свете фонарей картинка плыла, но нет, нет, это не фонари, а Лалины слезы размывали ее импрессионистскими мазками.

По улице неслись машины. Лала подняла руку и безразлично села в первую попавшуюся ржавую «копейку» с джигитом за рулем.

– Куда тебе, красавица?

– На Зоологическую.

– А хочешь, я тебя покатаю? Или в ресторан пойдем? – джигит золотозубо улыбнулся.

– Слушай, дядя, – процедила Лала, – плачу тройной тариф, и ты молчишь всю дорогу. Договорились?

– Вай, какая сердитая! Как скажешь.

Джигит обиженно засопел и уставился на дорогу. Он сдержал слово и до самого Лалиного дома не произнес ни слова. Она молча протянула ему тысячную купюру и вышла из машины. «Копейка» затарахтела прочь, оскорбленно фыркая и по-старушечьи бормоча. В лифте Лала сбросила Марте эсэмэску: «Все в порядке. Я дома. Завтра созвонимся. Спасибо».

В квартире она прямиком отправилась к бару, схватила бутылку виски и отхлебнула из горла. «К черту благие мысли, и благие поступки, и что там еще благое было – не помню, но тоже к черту! И весь ваш Коран с сурами, и Заратуштру, и Иран с иранцами, и всех мусульман и не мусульман, неверных, правоверных, шейхов и прочих. Вернется он через несколько дней! Колечко мое сразу нашел кому сбагрить! Любит он, как же! Ему просто жена нужна, любая. Хоть ни рожи ни кожи. Не зря в легенде о Фархаде все плохо заканчивалось! Какая разница: Ширин, там, или Евлалия. Все одно – головой в омут! Говорила же я тебе, дорогуша, не верь мужикам! Все сволочи и предатели! Так нет. На романтику потянуло! Запах Востока, блин, мать вашу. Напридумывала себе бог знает что, идиотка! Всё-всё-всё! Напьюсь – и баиньки. К утру пройдет!»

Телефон зазвонил. На экране высветилось имя Фархада. Она с размаху швырнула мобильник об стену так, что он разлетелся вдребезги и тут же смолк. Лала зарыдала и бросилась на постель, оставляя на белом шелке наволочки черные иероглифы туши.

Ночью ей снилась какая-то муть. То из тумана наплывали изогнутые перекореженные стволы почернелых деревьев, и она спотыкалась об их узловатые корни, по-паучьи раскинувшиеся на земле, то оказывалась на краю глубокого оврага и в испуге цеплялась за колючие кусты, чтобы не сорваться в черную зовущую пустоту, то увязала в жадно чавкающем болоте, стремящемся поглотить ее живую трепещущую плоть… И никак, никак не могла вырваться из этого кошмара.

Когда она проснулась, был уже полдень. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь плотные тяжелые шторы, плясали пылинки. У Лалы раскалывалась голова и трудно, истерично колотилось сердце, как после забега на длинную дистанцию. Она побрела на кухню. Страшно хотелось пить. «Москва слезам не верит», – вспомнилось ей, и Лала улыбнулась потрескавшимися сухими губами. Завоевание столицы лучше всего удается провинциалам. Они знают, что это закон выживания: побеждает сильнейший. Остальные проигрывают. Провинциальчики едут сюда с последней надеждой «пан или пропал» и готовы вырвать удачу зубами, стремясь содрать с себя старую шкурку, по-змеиному сбросить ее, нарастить новую, гламурную кожу, отполировать ее, отшлифовать до победного блеска и поскорее сжечь уродливые наряды родного Зажопинска, воняющие нафталином и бедностью. Они тщательно стирают из памяти остовы родительских шахт и горно-обогатительных комбинатов, прядильных фабрик и совхозов, чернеющих полей со ржавыми тракторами, отцовские заскорузлые руки, материнскую согбенную спину, измученную радикулитом, раннюю беременность сестры от непутевого Васьки-агронома или дальнобойщика Кузьмы, походя обрюхатившего ее и скрывшегося неведомо где. Они продают тело и душу по той цене, за которую удается это впарить, и всегда хотят большего. Лала сразу поняла, что неизвестно откуда взявшаяся невеста Фархада принадлежит именно к этой категории. Девочка сыграла ва-банк и выиграла. Ей респект, но он, как он мог ее выбрать? На что польстился? На сто раз использованную дырочку, в которой наверняка побывало немало джигитов, подобных вчерашнему водиле? Да после этого она никогда не допустит его до себя! Ей будет противно знать, что он входил в это колыхающееся желеобразное тело, трогал его, касался губами.

Да и сам он теперь стал для нее прокаженным, с несмываемыми пятнами экземы на совершенном ранее теле. Что уж говорить про душу! Нет. Пусть он женится на этой густобровой и крепко сбитой коровешке с тяжелым выменем и будет счастлив. Она родит ему десяток похожих друг на друга пухлых бутузов, раздастся вширь и…

Размышления Лалы прервал звонок в дверь. Девушка постаралась подкрасться к двери как можно тише и посмотрела в глазок. Там нетерпеливо приплясывала Марта.

– Лаличка, это я, открывай!

– И что это тебя принесло в такую рань? – удивилась Лала, открывая дверь.