Farlander

Первые недели занятий оказались и самыми тяжелыми. Ореол славы, окружавший Эша и отражавшийся на Нико, в некотором смысле работал против последнего. Все заранее ожидали от него чего-то необычного, и он чувствовал себя обязанным поддерживать некую репутацию, абсолютно ничем не заслуженную и существовавшую только в представлении его товарищей, полагавших, что Эш выбрал ученика не просто так, а за некие особенные качества и способности. Сам же Нико ничего необычного в себе не находил и не понимал, почему Эш остановил выбор именно на нем, хотя и подозревал, что его способности тут совершенно ни при чем.

Нико так бы и сказал им, поведал, ничего не скрывая, всю правду, но каждый раз, когда собирался это сделать, его останавливало что-то, какое-то внутреннее сопротивление. А потом ему даже стала нравиться такая избранность. К нему относились с уважением, какого он не знал ни в короткий период своей жизни на улицах Бар-Хоса, ни в более продолжительный, когда делил дом с матерью и ее любовниками, безразличными к нему и не задерживавшимися надолго. Он поймал себя на том, что держится увереннее, не сутулится и не отводит глаза, встречая чужой взгляд.

В результате получалось так, что, стараясь изо всех сил произвести впечатление на сверстников, Нико — именно по причине избытка старательности — достигал противоположного эффекта.

Прежде всего, он бледно выглядел на занятиях по кали, как назывался особый стиль фехтования, практиковавшийся рошунами и разработанный для боя одновременно с несколькими противниками. Отличительной особенностью стиля было то, что боец постоянно идет вперед, и только вперед. Состязание по бегу закончилось тем, что его просто вырвало; в рукопашной схватке Нико не только сломал два пальца, но еще и вскрикнул от шока, увидев их неестественно вывернутыми; а при упражнении они-они — в нем участники стараются шлепнуть друг друга по лицу при каждом ударе гонга — потерял терпение и вышел из себя. Мало того, он еще и свалился — не один раз, а целых два, — катаясь верхом на зеле и едва не сломав себе шею.

Неудачи, впрочем, чередовались с успехами в других видах деятельности, так что в целом сохранять репутацию удавалось. На занятиях по акробатике Нико лучше всех прыгал, кувыркался и карабкался по канату; он отличался там, где требовалось воображение, лицедейство, умение прятаться и маскироваться; выделялся в стрельбе из лука — тут пригодились и природная зоркость, и большой опыт, приобретенный дома, в охоте на птиц. И все же лучше всего он показал себя в али, комбинированном искусстве маскировки, где его таланты явили себя в полном блеске.

В иных обстоятельствах его, наверное, настигла бы ностальгия, тоска по знакомым улочкам Бар-Хоса или даже родительскому домику. Но у того, кто вступил на трудный путь ученичества, не остается ни времени, ни сил, чтобы предаваться досужим мыслям. Лишь по ночам дух угнетало ощущение одиночества, но и оно не выдерживало соперничества с усталостью — опустив голову на подушку, Нико моментально засыпал.

В первые недели он редко видел Эша. Старик как будто отстранился от занятий с учениками. Мало того, он не давал ничего и своему подопечному, решив, похоже, подождать с наставлениями до полевой практики, когда, как говорили в монастыре, ученичество заканчивается и познание начинается.

В общем, Эш держался отстраненно, предоставив Нико самому себе. Создавалось даже впечатление, что он готов списать своего подопечного при первой удобной возможности.

Столь явно демонстрируемое пренебрежение задевало Нико сильнее, чем он согласился бы признать.

* * *

— Заточить ножи! — проревел Холт, обращаясь к десятку учеников, собравшихся в солнечный день на продуваемом ветром дворе. Все тут же взялись за дело.

Все, кроме Нико. Он лишь наблюдал за тем, как работают остальные, и в первую очередь Алеас, имевший обыкновение делать все правильно. Присмотревшись, Нико взял н одну руку учебный деревянный нож, в другую стальной и принялся строгать кривую неуклюжую деревяшку, затупившуюся еще на прошлом занятии. Такой учебный нож назывался у них гуппи — за сходство с этой пресноводной рыбкой. Оружие не имело острия и вырезалось из куска зимнего плюща, редкого дерева особенно твердой породы, растущего обычно на голых, открытых всем ветрам каменистых склонах и цветущего, по некоей необъяснимой причине, в середине зимы.

Нико и не заметил, как рядом оказался Эш с кожаной чашкой горячего чи. Щурясь от ветра, бьющего в изможденное лицо и треплющего полу робы, старик молча наблюдал за учеником.

В этот день они проигрывали разные сценарии, воссоздавая до некоторой степени ситуации, которые могли возникнуть в жизни. Присутствие наставников на таких занятиях, устраиваемых каждые две недели, являлось обязательным, так что ученики были непривычно серьезны и собранны.