Фармацевт 2

— Понимаю, — мужчина повернулся к водителю, подмигнул и спросил. — Хотите оставить квартиру за собой?

— В общем, да, — признался Маркелов.

— Ну, что же, особых препятствий не вижу, кого планируете прописать?

— Жену, наверно, — неуверенно сказал Маркелов. — Дочери шестнадцать лет, её пропишешь, потом греха не оберешься.

— Понятно, ты мне оставь все данные, я референту это дело поручу, он свяжется с начальником городской паспортной службы, Ты потом к Михаилу Семеновичу подойди, он тебе растолкует, куда и к кому обращаться.

Через два дня после нашего разговора ко мне вечером заехал Костя и с победным видом сообщил.

— Давай, пиши согласие на прописку к себе матери, и пошустрей, я тороплюсь.

— Получилось, что ли, — спросил я, недоверчиво.

— У меня, да не получится! — горделиво заявил Маркелов. — Я, между прочим, на неплохом счету у начальства.

Тем не менее, выкладывать, как ему удалось пробить это дело, он не стал. Ну, а меня это интересовало постольку поскольку. Главное, дело было сделано и мне можно было спокойно выписываться.

Глава 19

Август прошел незаметно. За две недели до отъезда я уволился из больничной аптеки. В отделе кадров, получая трудовую книжку, первым делом удостоверился, что запись в ней сформулирована правильно. То есть, уволен с работы в связи с учебой. На отвальной услышал о себе много добрых слов и пожеланий — после окончания института придти обратно на работу уже в должности провизора.

Я естественно дал такое обещание, но все мы понимали, что данное событие маловероятно.

Жил я в своей квартире уже на птичьих правах так, как в паспорте уже стоял штамп о выписке и между страниц хранился листок убытия, в котором значился город Ленинград.

Перед отъездом, я сделал капитальную уборку, прощаясь с гарнитуром из карельской березы и прочими прибамбасами.

И хотя я понимал, что в новой квартире могу все сделать не хуже, все равно было грустно. Отнес ключи маме, но дубликаты оставил себе. После чего отправился на вокзал.

Ленинград в последних числах августа встретил меня мелким моросящим дождем и ничуть этим не удивил.

Сразу с вокзала я налегке отправился к Якову Коэну. Ему позвонил вчера вечером, так, что тот сегодня дожидался меня в полной боевой готовности, чтобы вместе отправиться в паспортный стол.

Женщина, принимавшая документы не задала ни одного лишнего вопроса, лишь сообщила дату, когда можно будет придти за паспортом с пропиской. При мне Яков ничего ей не передавал, видимо все было обговорено заранее.

У дверей паспортного стола мы с Яшей попрощались. А вот к его отцу я намеревался зайти ближе к вечеру.

Меня посетила блажь, пожить несколько дней в гостинице, а затем либо поехать на картошку вместе со всеми студентами, или, если получится, остаться в городе, на основании предусмотрительно взятой справки.

Сам же Яков торопился на работу. Мог бы и не спешить, все равно заявление на увольнение уже подписано и ему осталось отработать несколько дней. Но наработанные рефлексы сразу не исчезают. Так, что он чуть ли не бегом помчался на автобусную остановку.

Я же, не торопясь, направился к станции метро. Надо было вернуться на вокзал и забрать вещи из камеры хранения.

А вещей получилось прилично, чемодан и рюкзак.

Практически все деньги пришлось оставить в тайнике. Их я собирался забрать, после возвращения из совхоза. В ближайшие пару месяцев все равно квартира будет пустовать, дожидаясь, когда Катерина выйдет замуж, или просто поругается с отцом и мачехой и уйдет на вольные хлеба. Ну, или мама, если вдруг поругается с Костей, то у нее будет, где переждать очередную ссору.

Вообще, оставлять квартиру было жалко. Но еще в первом своем воплощении я понял, что наша жизнь состоит из приобретений и потерь. И потерь, в отличие от приобретений с каждым годом становится все больше и больше. Зато приобретения сходят на нет. Мы теряем родных, друзей, не можем позволить себе многое из того, что могли раньше, и лишь старческий эгоизм позволяет справляться с грузом прожитых десятилетий.

Так, что усилием воли я подавил нахлынувшее чувство сожаления и предпочел думать, как буду обустраивать свое новое жилье.

Подняв чемодан, направился в сторону гостиницы «Октябрьская». Надоедать снова чете Коэнов не хотелось, а денег пока у меня хватало.

В фойе гостиницы было немноголюдно. Несколько человек сидели на кожаных диванах, с надеждой разглядывая каждого спускающегося из номеров постояльца. Вдруг кто-то идет освобождать номер.

Бодрым шагом я подошел к стойке портье. Из-за нее на меня посмотрела дама лет пятидесяти с невыразительным лицом и накрученными бигудями, кое-как скрытыми платком.

— Мест нет, и не будет, — заявила она громким голосом так, чтобы её услышал не только я, но и все бедолаги, сидевшие в фойе и робко надеявшиеся на чудо.

— Послушайте, милейшая, — обратился я к женщине. — У меня забронирован люкс, посмотрите, пожалуйста, вот номер брони и справка из милиции, о том, что паспорт на прописке.

Дама автоматически раскрыла, протянутую ей справку и уставилась на пятидесятирублевую купюру, лежащую в ней.