Фармацевт

Довольный своей проницательностью, Соломон Израилевич оказался чересчур многословен. Хотя суть сказанного была ясна. Взяли меня на заметку еще прошлой осенью, а сегодня я спалился при первой же проверке, выдав на гора измененные свечи.

Ну, ладно, чего теперь горевать. Посмотрим, что предложит Коган. Мужик он тертый, опытный, сто процентов, никому обо мне рассказывать не будет. Ну, а Аннушка, явно его бывшая любовница, а, возможно, и настоящая. Тоже рта лишний раз не раскроет.

Мы несколько минут помолчали, затем Соломон Израилевич робко спросил:

— Виктор, ты знаешь, много лет я лечусь по поводу костного туберкулеза тазобедренного сустава. На фоне лечения процесс удалось остановить. Но как видишь, ходить приходится с палочкой. Ты мне сможешь чем-нибудь помочь.

Смеяться было неудобно, поэтому смешок я сдержал. Хотя было странно слышать от опытного провизора такие слова. Неужели он сразу поверил в мои силы? Наверно, нет, но утопающий хватается за соломинку вот, и он решился просить помощи у малолетнего сопляка.

— Не знаю, Соломон Израилевич, никогда таким не занимался. Но если рассуждать логически, инфекционное начало у вас подавлено. На первый план таким образом выходят патологические изменения костной и хрящевой ткани. На них, поэтому, следует обратить основное внимание.

— Виктор, ты кто? — пристально глядя на меня, спросил провизор. — Мальчишки твоего возраста так не разговаривают. Моему внуку, Аркаше, столько же лет, сколько и тебе. Но он мальчишка, мальчишкой, а ты взрослый человек.

— Соломон, не умножай сущности, — сообщила Анна Тимофеевна. — Мальчику пришлось рано повзрослеть. Воспитывался без отца, брат погиб. Ему нужно было матери помогать. А не как твоему Аркаше на скрипочке пиликать.

Интермедия.

Заведующий урологическим отделением Савелий Хананович Гуткин пребывал в отвратительном настроении. Причиной этого являлся некий товарищ Орлов Дмитрий Сергеевич поступивший в отделение якобы с банальным острым простатитом. Если бы этот Орлов был обычным гражданином, то он, скорее всего, лечился бы амбулаторно. Но заместителя начальника управления КГБ по республике Карелия полковника Орлова сразу с приема в поликлинике направили в госпиталь погранвойск.

Там довольно быстро поняли, что с таким пациентом можно огрести массу неприятностей и после резкого ухудшения состояния, переправили его в гражданскую больницу к Савелию Ханановичу. Тот топал ногами, пыхтел, краснел, кричал, что больного сотрудника КГБ надо отправлять в Ленинградский госпиталь, но после втыка от главного врача ему пришлось смириться и принять больного. Лечащим врачом Орлова не повезло стать Григорию Крейману, еще одному коллеге Гуткина.

Вообще урологическое отделение в больнице обзывали «еврейским уголком» потому, как все до единого, врачи в нём были известной национальности.

Город Петрозаводск должен был сказать спасибо за это Иосифу Виссарионовичу Сталину и его соратнику Лаврентию Павловичу Берии.

Именно с их негласного распоряжения в Ленинграде в 1952 году закрутилось знаменитое дело врачей. Побочным итогом этого события стал массовое бегство рядовых докторов из города. От греха подальше, так сказать, пока не посадили, и не расстреляли, как ведущую профессуру.

Одним из ближних республиканских центров, где можно было попытать счастья и устроиться на работу, для них оказался Петрозаводск.

Заведующая горздравотделом чуть с ума не сошла от радости, когда в город один, за одним начали прибывать ленинградские доктора, специалисты, каких в Карелии отродясь не бывало. Естественно, работа им сразу же нашлась. Доктор Гуткин, пришедший на работу одним из первых, быстро сориентировался в происходящем и собрал у себя в отделении если не лучших, но и не последних урологов Питера.

Кто же знал, что в марте 1953 года умрет Сталин, а вместе с ним и дело врачей отравителей. В принципе, доктора могли возвращаться назад, как некоторые из них и сделали. Только, вот незадача, рабочие места уже были заняты подсуетившимися коллегами. Да и их комнаты в коммунальных квартирах тоже не стояли пустыми. А посему остались бывшие питерские доктора работать в Петрозаводске, ибо времена массовой эмиграции еще маячили далеко впереди.

Когда в кабинет заведующего без стука зашел Коган, Гуткин вяло махнул ему рукой.

— А, Сеня, привет, с чем пожаловал? Надеюсь, посылку из Москвы тебе передали?

Соломон Израилевич тяжело опираясь на свою клюшку прошел к к креслу и со вздохом облегчения уселся в кресло.

— Болит сустав, зараза, — пожаловался он на идише давнишнему приятелю.- ничего не помогает.

— А что ты хотел? Копка окопов осенью сорок первого года не фунт изюма, -сочувственно произнес Савелий Хананович.- Давай ближе к делу, антибиотик принес?

— Да принес, принес, — сморщился Коган. — Слушай этот Орлов, как себя имеет?

— Ху..во, — на чистом русском ответил Гуткин. — Пиз..ц все ближе и ближе. Не дай бог умрет, надоест отписываться.

В это время в кабинет зашел доктор Крейман, как обычно насвистывая мелодии из оперетт Кальмана. Очень он уважал этого композитора.