Фармацевт

Роберт в инстинктивном ужасе шарахнулся от них, но Дик поднял на него взгляд… Вдвоём Ричард и молодой слуга перенесли труп леди Стэнфорд в соседнюю комнату, положили его на измятую простыню. Какая зловещая и трагичная ирония судьбы: ведь не далее как полчаса назад Фатима лежала на этой самой кровати в объятиях Платтера! И вот – два мёртвых тела…

И ещё один труп остывает на столе в кабинете графа.

Да, прошло немногим более получаса с того момента, когда гуляющий по саду Ричард услышал жуткий крик матери. Много же вместил в себя этот коротенький временной интервал!

Ричард снял затянувшуюся петлю с шеи Фатимы, брезгливо отбросил кусок перерубленного отцовским палашом шнура. Теперь лишь багровеющая странгуляционная полоса, что резко выделялась на белой коже, напоминала о страшном пути, который выбрала леди Стэнфорд, дабы уйти в мир иной.

Из коридора раздался звук чьих-то неверных, спотыкающихся шагов. Шаги приближались. Ричард поднял голову, повернулся к распахнутому дверному проёму и столкнулся взглядами с входящим в комнату Питером. Выглядел тот ужасно и, пожалуй, походил на труп больше, нежели его покойная мачеха. Движения Питера выглядели медленными и неестественными, словно механическая заводная кукла переставляла негнущиеся ноги. Ожившая восковая фигура из музея мадам Тюссо… Ричарда поразили глаза старшего брата: в них не было ничего человеческого, лишь бездонная пустота и холод. Казалось, что Питер движется не по своей воле, точно нечто неизмеримо более мощное, чем он, управляло его поведением.

Какая сила привела Питера Стэнфорда туда, откуда он четверть часа тому назад скрылся в пароксизме ужаса? Не та ли, что, по словам опытных криминалистов, влечёт преступника к месту преступления?

Пустой взгляд Питера упал на неподвижную фигуру, лежащую на кровати. Голова его дёрнулась, как от удара.

– Что… Что с ней?

– Она мертва. – Голос Ричарда звучал совершенно спокойно, словно он излагал доказательства математической теоремы. Было в этом спокойствии что-то нестерпимо жуткое.

– Отец тоже мёртв, – таким же ровным тоном закончил Ричард.

Молодой садовник Роберт, не в силах вынести чудовищного напряжения, которое заполняло комнату, как грозовую тучу перед разрядом молнии, опрометью выскочил вон, чуть не споткнулся о труп Ральфа и, ног под собой не чуя, кинулся прочь, к лестнице. Куда угодно, лишь бы подальше от этого страшного места!

А в комнате покончившей с собой леди Стэнфорд остались двое братьев, двое Стэнфордов, сын и пасынок мёртвой хозяйки. Они синхронно, как по команде, посмотрели в глаза друг другу. Безмолвная пауза затянулась на несколько немыслимо долгих минут.

Да! Не было произнесено ни слова, но последние сомнения оставили Ричарда, теперь он окончательно уверился: истинный виновник чудовищной трагедии – Питер, его брат убил троих человек. А ещё к Ричарду пришло понимание: Питер знает о его догадке. И Питер знает, что Ричард знает о его, Питера, понимании. И так далее, точно множественные отражения в параллельных зеркалах, направленных друг на друга. Дурная бесконечность враждебного взаимопонимания, зловещий абсурд психологического тупика.

Питер первым не выдержал напряжения, опустил глаза, резко повернулся и той же деревянной походкой вышел из комнаты.

Ричард проводил старшего брата долгим и пристальным взглядом в спину.

«Ведь нам теперь не ужиться не только под этой крышей, – подумал Ричард. – Нам двоим стало тесно на земле! Он никогда не забудет и не простит мне того, о чём я догадался. Если у Питера сохранились хотя бы остатки совести, я стану для него вечным напоминанием о совершённом. Он не успокоится, пока не уничтожит меня. И вряд ли Питер будет медлить. Но ведь и я не собираюсь прощать и забывать! Я никогда не смогу ничего доказать, пусть я уверен в его вине, но ничего, кроме догадок, у меня нет. Догадки – они и есть догадки. Поэтому я никому не стану говорить о них. Даже Лайонеллу. Одно я знаю точно: Питер не должен уйти от возмездия. Я принял это решение ещё в кабинете отца, когда понял, что только Питер мог подменить порошок морфия. Я не отступлюсь от своего решения. Когда-то отмщение таким, как Питер, несли неумолимые эринии, богини проклятия и кары. Мегера, Алекто и Тисифона. Они насылали безумие, горе и смерть на тех, кто совершил преступление против жизни и света. Наше время – время других богов, эринии уснули. Не стоит надеяться на них. Придётся взять дело возмездия в свои руки».

Голова у Ричарда пылала, сердце гулко и часто колотилось о рёбра. Лишь колоссальным усилием воли Дик удерживал себя от того, чтобы вновь посмотреть в мёртвое лицо матери, чтобы уже не отрывать от него взгляда. Нет! Тогда он просто завоет от жуткой тоски и отчаяния, тогда он сломается. Тогда перестанет действовать спасительный душевный наркоз, который позволяет ему хоть как-то держать себя в руках. Сейчас он не может позволить себе такой роскоши, как срыв в истерику. Слишком важно решение, которое он окончательно принимает в эти минуты.