Фарс о Магдалине

– И что же Вы хотите? – не понял и направил слуховую трубку судья.

– Прошу принять протест против протеста коллеги, – извинился непонятый.

– Оба протеста принимаются, – огласил председатель, – но я прошу впредь выражаться яснее.

– Так можно продолжать? – спросил защитник после паузы в ¼ заданного темпа, хоть оглашения не понял.

– Да, продолжайте, потому что второй протест поглотил первый, – объяснил председатель.

«Какой кошмар!» – подумал Пётр Анисимович – тот, который читал, а тот который был на кладбище и отличался от всех чёрной своей плотностью, а не лунно-зелёным сиянием продолжал слушать фантомов, но ему казалось, что он уже и сам становится, ну если не лунно-, то точно, всё зеленее, и его уже заметили и стали оглядываться.

«По симпатическому закону рядом со мной оказался он, – слышал обвиняемый, – и случилось всё то, что случилось тогда с нами.

Земля ушла из-под ног, дыхание перехватило, дрожь объяла, коленки подогнулись, язык проглотила и много таких, сбивающих с ног метафор, обладай я талантом имярек, можно было бы навить, описывая такое состояние. Поражённая – начали стучать зубы, руки дрожать, грудь сжиматься – задыхалась, холод пронимал до костей, луны не было (всё из Мопассана⁴²), сражённая ударом тот час же почувствовала, что в ней что-то шевелится, хотя… чему ещё было там шевелиться?.. и слизи ещё не было.

Во мне было твоё семя».

«Вскоре, после того, как они сошлись, – вспомнил уже лунно-зеленый Пётр Анисимович, – сразу после этого жирного (в хорошем смысле слова) Andante… Andante… con variazione… она сказала мне… как же так?.. сказала то, что сказала сейчас ему: «Во мне твоё семя», – сказала она, сказала она, она сказала.

«Семя мы убили, убили, когда оно ещё было слизью. Убили, если убийство слизи – убийство».

Они встали с могилки и пошли, и продолжали говорить, и разговор их слился с разговорами лунно-зелёных привидений, и Пётр Анисимович слышал как жаловалась нимфа Эхо и колдунья Медея, и Жоржета, и Лолита, и сумрачный её Гумберт, и… и Сольвейг пела печальную песню. (Здесь хотелось редактору наворовать чужих текстов, очень известных: про любовь, разлуку, ненависть, предательство, измену, промискуитет, наконец, и вставить сюда, чтоб понятно стало о чём жаловались лунно-зелёные персонажи, и в какой водоворот тоски попал редактор Крип. Ведь Пётр Анисимович всё же был литератором, и все эти чужие тексты были для него не меньше, а может и больше, чем живая жизнь).

Прародительница наша Афродита выдохнула из себя эту горькую тоску, выплеснула целый поток желчи, когда Гефест запутал её ревнивой сетью, вместе с её неистовым блаженством.

Так до сих пор и осталась любовь перемешанной с желчью.

А ещё интересно бы найти одно слово, которое вместило бы в себя все эти: любовь, разлуку, промискуитет…

НЕОТПРАВЛЕННЫЕ ПИСЬМА

Потом началось. Тогда, проснувшись… Сон, оказалось, не растаял. Сейчас я вспоминаю последний день… последний вечер. Ты не держал меня за руки, но ты и не хотел отпускать. Что заставило тогда тебя, переступить через себя? Ради чего? Ради кого? Или из-за чего? Сможешь ты когда-нибудь ответить на этот вопрос?

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос…

– Хорошо, – пролаял председатель, – продолжаем.

Когда я ушла, ты не стал меня задерживать, и киноплёнка, в моём, поражённом воображением сне, заходилась, засуетилась…

…видениями ли, привидениями, зашевелились, затолкались, затрусили в мрачном чаду, в чахлом свете фонарей, во всполохах химерического и висельного веселья из открывающихся и закрывающихся дверей притонов, кафешантанов, трактиров, ресторанов, уютов и приютов, арлекины-бродяги, разряженные в пестрые лохмотья калеки, проститутки всякие, смеральдины, франческины, коломбины, фанчески, серветтки, пройдохи-бригеллы, ковьеллы-ловкачи, шулеры-скарамуччи, тартальи-маски, злодеи, картонные носы, парики, шарфы, цилиндры, улыбки, гримасы и!!! Матчиш, – беспощадный и беспардонный… нёсся, будто хотел сбить с толку звезды … «До звёзд разносится матчиш», – кричал пьяный поэт…

…а звездам было наплевать…

Звёзды лениво перемигивались и Луна, круглая и розовая, лениво пряталась, шхерилась за серую муть или мутную серь, показывая всем своим видом, что она ни при чём здесь; хотя знала, что в колдовствах и наваждениях всё равно обвинят её.