В каюте раздался трехкратный мелодичный звон. Я взглянул на часы. Через полтора часа начнутся на корабле новые сутки. Через полтора часа спать… А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в каюткомпании. Мой помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все станут высказывать свои мнения, строить планы на завтра. А под конец Лари-Ла будет рассказывать свои забавные истории.
Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за много лет межзвездного полета, не хотелось идти туда. Но надо идти…
…Сейчас члены экипажа спят. Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там произошло сегодня вечером.
Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах.
— Как самочувствие, капитан? — послышались участливые голоса.
Я успокоил всех, сказав, что отдохнул хорошо и что самочувствие, как всегда, отличное.
— Начинайте доклад, — обратился я к Али-Ану.
Али-Ан встал, вышел на середину каюты и с минуту молчал, собираясь с мыслями. Я уважаю этого поразительно хладнокровного пилота, умного и волевого. Высокий и стройный, он был бы красив, если бы не сухое и несколько надменное выражение лица. В противоположность Лари-Ла и Сэнди-Ски, он постоянно строг и серьезен. Лишь изредка на его бледных губах появляется тонкая улыбка, острая, как клинок. И вообще Али-Ан холоден и логичен, как учебник геометрии. Никаких эксцентричностей, никаких причуд, как у Сэнди-Ски. Но и взлетов никаких. «Под таких, как Али-Ан, очень легко и с большим совершенством подделываются молодчики Вир-Виана», — подумалось мне. Но я постарался отогнать эту вздорную мысль.
— Сегодняшний день, — начал Али-Ан, — самый знаменательный, переломный в нашей экспедиции. Мы произвели торможение на дальних подступах к планетной системе — цели нашего полета. Все члены экипажа чувствуют себя удовлетворительно. Механизмы и приборы в полной исправности. До орбиты самой близкой к нам планеты осталось около десяти дней полета на межпланетной скорости. Начинаем готовиться к посадке на планету. А на какую планету — об этом полезно выслушать мнение планетолога Сэнди-Ски.
Вот и все. Али-Ан, как всегда, краток и точен.
Сэнди-Ски встал и начал крупными шагами ходить по кают-компании. Я посмотрел на его горящие вдохновением глаза, на его оживленное лицо — и мне стало стыдно за свою мнительность.
— Нам повезло, — остановившись, заговорил Сэнди-Ски. — Чертовски повезло. Я просто не ожидал, что мы найдем здесь такую необычайно сложную и богатую систему. Вокруг центрального светила вращаются девять планет. Девять! И у многих — спутники.
Жестикулируя, Сэнди-Ски кратко, но живописно охарактеризовал каждую планету. Он еще больше оживился, когда стал под конец рассказывать о жемчужине системы — о планете Голубой.
Я с любопытством взглянул на нашего биолога и врача Лари-Ла. Как он воспримет весть о богатой биосфере Голубой?
Добродушный толстяк Лари-Ла обычно не сидел, а полулежал в свободной, ленивой позе. Но сейчас он, упира ясь руками в подлокотники глубокого кресла, привстал и с живейшим интересом слушал планетолога.
— Что? — прошептал он. — Зеленая растительность? Органическая жизнь?
Он вскочил и начал кружиться вокруг Сэнди-Ски.
— Это же здорово! — восклицал Лари-Ла, размахивая руками. Хлопнув по плечу Сэнди-Ски, он сказал: — Ну, дружище, ты меня обрадовал. Наконец-то я займусь настоящей работой. Как я устал от безделья!
Лари-Ла и в самом деле изнывал от безделья. На корабле никто не болел. И ему никак не удавалось обогатить медицинскую науку открытием новых, космических болезней. Особой склонности к теоретической работе он не имел и все дни только и делал, что писал у себя в каюте своеобразный юмористический дневник, напичканный разными анекдотами и происшествиями. Мы иногда смеялись над тем, что к моменту возвращения на Зургану у нас будет не только серьезный, академический бортовой журнал, записываемый в памяти главного электронного мозга, но и дневник Лари-Ла, рисующий нашу экспедицию в весьма своеобразном освещении.
— Однажды от безделья, — заговорил Лари-Ла, когда Сэнди-Ски сел в кресло, — я превратился знаете в кого? В колдуна! Да-да! Не удивляйтесь: в древнего колдуна. Это было, конечно, на Зургане. Я работал одно время врачом в археологической экспедиции. Археологи — неприлично здоровый народ, и меня томила скука. От одного из археологов я узнал, как выглядели и чем занимались древние колдуны. И вот я решил напугать археологов, сыграть с этими здоровяками злую шутку. Однажды ночью археологи сидели около костра. Я же в это время, спрятавшись в кустах, наспех переодевался и гримировался. Вы только представьте себе такую картину: темная ночь, тревожный шум кустов, первобытный костер и разго воры о древних суевериях и прочей чертовщине. И вдруг перед археологами из-за кустов появился самый настоящий колдун — в живописном костюме, с густой и длинной, до колен, бородой и с нелепыми телодвижениями. Вы бы только посмотрели — эффект был поразительный!