Фарсаны

Очевидцы, в том числе и журналисты, сумевшие даже сделать несколько снимков, рассказывали потом, что их на какой-то миг опалило жаром. Неистово, с неправдоподобной скоростью закрутились клубы дыма, заплясали красные полотнища пламени. Из клокочущего и гудящего огненного ада донеслись треск рухнувших стропил и крики, от которых у очевидцев вставали волосы дыбом даже много дней спустя, когда они старались спокойно рассказать о случившемся. То были страшные крики горящих людей!

Все это длилось однако две — три секунды. Дым, почему-то падающий с неба, исчез. Его будто всосала в себя земля. Перед глазами предстал кокетливый загородный двухэтажный дом, окрашенный в голубую краску и опоясанный столь же внезапно возникшим палисадником. Кусты в палисаднике бриллиантово сверкали утренней росой. На раскрытых окнах чуть колыхались занавески. Из дома неслись веселые голоса, детский смех, а на подоконнике в первом этаже сидела кошка и умывалась. Из окна выглянула девушка лет двадцати и, увидев ту самую недавно убитую горем, а сейчас крайне изумленную пожилую женщину, радостно воскликнула:

— Мама! Мама приехала!

Она выскочила из дома и бросилась в объятия счастливо зарыдавшей матери.

— Что ты, мама? Что с тобой?

— На колени, доченька. На колени перед тем, кто вас всех спас!

— Что ты, мама? Нас никто не спасал.

Иисус стремительно бросился к машине, сел и захлопнул дверцу.

— Едем! — взволнованно воскликнул он. — Скорей!

Президент Мелини не способен был вымолвить ни слова. Шофер, вытаращив глаза, тупо взирал на молниеносно вынырнувший из огня дом.

— Что же вы?! — рассердился вдруг Иисус и толкнул шофера в спину. — Не слышите? Едем отсюда!

Шофер бросил руки на рулевое управление. Машина судорожно подпрыгнула на воздушных подушках и выскочила на шоссе. Вскоре шофер выровнял ход машины, и воздушные подушки внизу мягко, еле слышно шелестели. Никто не заметил, что ехали они в противоположную от города сторону, к морю.

Президент по-прежнему молчал. Да и сам Иисус притих, несколько удивленный случившимся. Его самого на краткий миг испугали таящиеся в нем безграничные возможности. Испуг вскоре прошел: он вспомнил о божественной трансценденции. Такое всемогущество дано ему не случайно. Иисус испытывал необычайный подъем духа: кто теперь посмеет усомниться, что он Бог!

— Да-а, признаюсь, — заговорил наконец президент. — Признаюсь, синьор… Это впечатляет.

— Я еще не то могу, — весело, с некоторым бахвальством заявил Иисус. — Что, например, делают люди вон там, справа? Пытаются срыть гору?

— Да, идет прокладка дороги.

— Но ведь это работа на полгода. Остановись на минуту, — попросил Иисус шофера.

Машина встала на обочине дороги.

— На горе, как я понимаю, никого нет. Идут взрывные работы, — сказал Иисус.

Он вышел из машины, поднял руки и вытянул свои длинные, как у музыканта, пальцы. Иисус знал, что сейчас, как и во всех предыдущих случаях, можно обойтись и без театральных жестов. Но к ним он уже привык. Да и со стороны выглядело все очень красиво и эффектно: гора словно повиновалась тонким пальцам. Она всколыхнулась и поднялась ввысь.

Иисус повел руки в сторону моря. В ту же сторону послушно поплыла гора, на миг повисла в километре от берега и плавно опустилась. Море забурлило и приняло в свое лоно этот внушительный кусок материка. Остался на поверхности лишь зеленый островок — незатонувшая вершина. А на месте горы гранитно серела ровная, будто бритвой срезанная площадка.

— Ну как? — посмеиваясь, спросил Иисус президента, вышедшего из машины.

— Да, это здорово, — согласился тот. — Но, знаете, синьор Иисус, возрождение из пепла больше впечатляет. Почти мистически ужасает. Какая непостижимая сила! Вам, видимо, самому неясна ее природа.

Заглянув в лицо Иисуса, он осторожно спросил:

— А вам точно известно, что вы, так сказать, воплотившаяся духовная субстанция, пришедшая в земной мир? И что ваше могущество оттуда?

Иисус лишь молча пожал плечами: как он мог переубедить закоренелого материалиста!

Сели в машину. Шофер, понявший свою оплошность, развернул ее и повел в сторону города.

Президент очень мягко еще раз намекнул, что ученые (чтобы не задеть гостя, он по-прежнему называл их людьми, познающими природный мир), возможно, смогли бы объяснить таинственную силу и что это принесло бы пользу человечеству. Иисус нахмурился и промолчал.

Желая загладить свою бестактную настойчивость, Луиджи Мелини переменил тему разговора. Иисус еще раз оценил деликатность хозяина. “Какой все-таки приятный человек”, — с невольной улыбкой подумал он, слушая рассказ о генеральном плане перестройки окраин города.

— Вот эту средневековую часовню придется снести.

Иисус бросил взгляд на готического стиля здание с узкими стрельчатыми окнами.

— Жаль, — проговорил он. — Красивая часовня.

Иисус заметил стоявшие неподалеку землеройные машины, и ему пришла в голову какая-то до конца не осознанная мысль.

— Снесут, вероятно, очень скоро? — спросил он.

— Недели через две — три.

— А что если провести встречу, о которой вы настаиваете, в этой красивой часовне.

— Ну что ж, пусть будет в часовне. Каприз Бога — закон.