Фарт

Потом мальчики замолчали, но еще долго не могли уснуть. То один, то другой поднимались они на своей лежанке и трогали ржавую консервную банку с червями, которая стояла у них в ногах: было приятно лишний раз убедиться, что все предусмотрено и готово к завтрашнему дню.

Поздно ночью легковая машина, пробиравшаяся по улице, засыпанной доменным шлаком, осветила на мгновение за кустами акации две лежащие белые фигуры, закутанные в простыни.

Первым проснулся Борис. Солнце еще не взошло. В тишине утра отчетливо слышался топот прокатных станов на заводе. Борис толкнул Витьку.

— Вставай, пора, — сказал он.

Витька приподнялся и снова повалился на подушку.

— Вставай, Витька, — сказал Борис. — Что ты, не можешь проснуться?

Он говорил громко, позевывая, мычащим голосом и поглядывал на небо, определяя погоду.

Витька чувствовал, что необходимо проснуться, но прогнать сон не мог. Ему снился дядя Павел, какие-то тощие верблюды, зима. Верблюды стояли возле сарая и протяжно мычали, потому что хотели есть. Тогда Витька позвал дворовую собаку, но вместо нее прибежало шесть волков. Они прибежали быстро и быстро, как по команде, уселись вокруг верблюдов, облизываясь и лая. Дядя Павел выстрелил из берданки, выстрел отдался в Витькиных пятках, и он упал, и ноги его очутились в капкане для волков. Из дому с громким криком выбежала Витькина мать, а он лежал ничком в снегу, и стальные зубья капкана все сильнее впивались в его голые пятки…

В окне дома появилась белая тень.

— Не проспали? — спросила Витькина мать.

Борис не услышал ее голоса. Он тормошил Витьку, кричал на него:

— Вставай, Витька! Уже поздно.

— Ты его пошлепай по пяткам! — сказала Шандорина. — Пошлепай по пяткам! — закричала она громко.

Борис оглянулся. Она поставила босую ногу на низкий подоконник и показала, что нужно сделать. Она смотрела, как Борис будит ее сына.

В эту минуту, думая о том, что брат нашел ее постаревшей, она не могла себе представить, что она действительно постарела, что ее Витька был когда-то маленьким, что она была когда-то гораздо моложе. Ей казалось, что она всегда была такой, как сейчас.

Наконец Витька проснулся. Мальчики завернули подушки и одеяла в простыни и потихоньку спустили их через окно на пол, в комнату. Затем они вышли из палисадника и через двор, вокруг дома, пробрались в кладовку.

В кладовке стояли зимние рамы с засохшими на них кусочками замазки и клочками пожелтевшей ваты, оцинкованные ведра, ящики из-под гвоздей. Полки были уставлены жестяными и стеклянными банками, на стенках висели веревки, связки сушеных грибов, порванная рыболовная сеть, почерневшая от пыли. В углу стояли весла и удочки. Пахло здесь смолой, грибами, мышиным пометом, соленой рыбой. Сейчас, на рассвете, запахи казались таинственными — так, вероятно, пахнет в трюмах кораблей.

Витька вынес удочки во двор, потом вернулся, отыскал в ящике из-под гвоздей кусочек свинца.

— Во, видал? — сказал он Борису.

Борис взял весла и уключины.

Они вышли на улицу. Город спал. Улицы были пустынны. У аптеки на лавочке спали куры. Мальчики шагали молча. В этот ранний час их маленький городишко выглядел торжественно и незнакомо. Непрестанный шум завода, зарево над его мартеновскими печами, лязг железа на погрузочной площадке, свистки паровозов говорили о вечной жизни на земле, о труде, о счастье. Хорошо было идти под этот далекий шум на рыбную ловлю.

В пустом, ярко освещенном подъезде горсовета с чугунной лестницей, которая вела на второй этаж, спал сторож на деревянном ящике. Гулко отдались в помещении шаги мальчиков. Под карнизом крыши проснулись голуби. Они заворковали, встряхнулись, с легким шорохом на тротуар скатились зернышки и крошки штукатурки. На деревьях проснулись и защебетали мелкие птички. Сперва одна неуверенно произнесла «туить», потом другая, и вот, когда мальчики подходили к пруду, уже во всех кустах трещали и чирикали птицы.

На берегу пруда у мостков для стирки стоял в одном белье старик Прохарчев, седой, согнутый от старости, и играл на флейте. Ему не спалось по ночам. Он был сын крепостного музыканта; вся семья Прохарчевых играла на каких-либо инструментах. Старик не слышал мальчиков. Витька остановился возле него послушать музыку. Ему нравились и флейта, и скрипка, и пианино, и барабан.

— Что стал? — замычал на него Борис и потащил вперед.

— Знаешь, Борька, я здорово люблю музыку. Вот бы научиться играть на чем-нибудь.

— Одно из двух: или концерты слушать, или рыбу удить, — сказал Борис.

Лодка была вытащена на берег маленького залива в том месте, где дорога из города поворачивала к бывшему монастырю. Борис вдел уключины, вложил весла, потом они вдвоем столкнули лодку на воду. Борис сел на весла. Витька, шлепая по мелководью, вывел лодку на глубокое место и, оттолкнувшись, вскочил на корму. Борис принялся выгребать на середину пруда.

Дул встречный ветер, и покуда Борис не выгреб на середину и не повернул, грести было тяжело и лодка шла медленно. Пруд весь наморщился, у мостков разбивались мелкие волны. Пока они плыли, Витька все время слышал флейту старика и топот прокатных станов на заводе.