– Я молодая и красивая девушка. За такими, как я, всегда бегали и будут бегать. Ради таких, как я, парни убивают друг друга. И я не хочу всю свою молодость, а потом и всю оставшуюся жизнь проторчать в этой долбаной сельве, разгоняя палками крокодилов и обезьян. Я достойна лучшей жизни, и я долго ждала случая вырваться отсюда. Ты молодой, богатый и сильный. Я знаю, что ты не возьмешь меня в жены, но ты дашь мне столько денег, чтобы я не испытывала нужды до самой смерти. А я за это вытащу тебя отсюда. И ты не сможешь отказаться.
Она замолчала, и только ее грудь выразительно колыхалась надо мной.
Конечно же, она была права, вот только…
– Как ты собираешься выбраться из сельвы? Ты ведь понимаешь, что нам нужно убраться не только из этого леса, но и из Никарагуа, да и вообще слинять из Южной Америки, – сказал я и тоже встал.
Мы стояли друг напротив друга, она была голой, я тоже, и я почувствовал, что начинаю возбуждаться.
– Рядом с этим лагерем есть небольшой лесной аэродром, и сегодня вечером к дону Хуану должен прилететь курьер. Он прилетает каждый четный вечер в восемь часов, а улетает рано утром. Мы с тобой улетим ночью, а курьер может оставаться здесь хоть до второго пришествия.
Сказав это, она посмотрела вниз и, увидев то, что там происходило, радостно воскликнула:
– Вот видишь, он согласен! Он понимает все лучше тебя! Дай я его поцелую!
Я лежал на постели в совершенно темной хижине и следил за светлячком, который путешествовал по потолку. Его зеленый фонарик то разгорался, то потухал, и этот слабый пульсирующий свет наводил на меня дремоту.
Зная, что спать нельзя ни в коем случае, а когда настанет время действий, то нужно уже быть в полной готовности, я завалился на постель совершенно одетым и теперь только ждал сигнала от Кончиты.
Посмотрев на светящийся циферблат часов, я увидел, что было ровно три.
Дверь почти бесшумно отворилась, и я услышал шепот Кончиты:
– Пошли!
Спрыгнув с кровати, я на ощупь добрался до выхода, а там Кончита взяла меня за руку и потащила за собой. Темень была – хоть второй глаз выколи, и без поводыря со мной именно это и случилось бы. В руке Кончита держала маленький фонарь с заклеенным рефлектором, который тускло освещал только небольшой участок земли прямо перед ногами.
Но, судя по всему, Кончите часто приходилось шастать тут по ночам из одной постели в другую, так что она шла уверенно, как днем, и через несколько минут быстрой ходьбы в кромешной темноте прошептала:
– Мы пришли. Надо развернуть самолет носом в сторону взлетной полосы.
И только тут до меня дошло.
Я развернул Кончиту лицом к себе и тихо поинтересовался:
– Ты что, думаешь, что я умею водить самолет?
– Ха! – так же тихо ответила она, – этого не потребуется. Я сама умею летать не хуже любого мужчины.
– А-а-а… – только эта реплика мне и оставалась.
– Смотри наверх, – прошептала Кончита, и я послушно уставился в небо.
Через несколько секунд зрение адаптировалось, и я увидел полосу звездного неба, по которой можно было угадать направление просеки, служившей взлетно-посадочной полосой. Кончита выключила фонарь, и мы медленно пошли вперед.
Из темноты показалось что-то светлое, и, пройдя еще несколько шагов, я разглядел небольшой спортивный самолетик. Мы взялись за хвост и развернули удивительно легкий летательный аппарат носом вдоль просеки.
– Залезай, – скомандовала Кончита, и я не заставил ее повторять команду.
Обойдя самолет справа, я открыл дверь и залез внутрь. Было полное впечатление того, что я оказался в легковом автомобиле.
Кончита в этот момент уже сидела за штурвалом и щелкала тумблерами.
В зеленоватом призрачном свете приборов ее лицо было очень красиво, и грубая дикарская чувственность, которая пронизывала все ее существо, куда-то пропала. Но я понимал, что при свете дня все вернется к обычной норме, поэтому восхищаться не стал, а просто следил за тем, как она умело готовит самолет к взлету.
Наконец, как я понял, все приготовления были закончены, и Кончита сказала:
– Будем взлетать, не прогревая мотора. Да поможет нам Пресвятая Дева Мария.
И она решительно нажала на какую-то кнопку.
Звук стартера был такой, как будто она повернула ключ зажигания в «мерседесе». Двигатель мяукнул, фыркнул и завелся. Кончита, выждав секунд десять, дала полный газ и включила фары. Теперь скрываться не было смысла.
Перед ветровым стеклом я видел прозрачный круг бешено вращавшихся лопастей, концы которых были выкрашены в красный цвет, дальше, в темноту, уходила просека, и я почувствовал, как самолетик покатился, быстрее, еще быстрее, потом он стал подпрыгивать на кочках, эти прыжки становились все более долгими, и на скорости километров восемьдесят мы оторвались от гостеприимной никарагуанской земли.