Фартовое дело

Механик словно переродился. Он ощущал, будто ему не сорок два, а на двадцать лет меньше. Будто он не седоватый, тощий и малорослый мужичонка с больными легкими и сгнившими зубами, с землистым и морщинистым лицом, с торчащими ребрами и мослами, а эдакий молодой бугай с гладким и крепким телом, с румяной откормленной рожей и белозубой улыбкой. Ну и ростом по меньшей мере метр восемьдесят (Механику это казалось очень большим ростом). А все почему? Потому что вернулась к нему по неведомой и загадочной причине самая главная мужская способность. Та, без которой Механик, при всей своей умелости, ловкости и хитрости, помогавшей выживать самому и отправлять на тот свет других, ощущал себя уже наполовину трупом.

Странно, но Механик, ни грамма не выпив, чувствовал себя в том самом приятно-поддатом настроении, которое появлялось у него на непродолжительное время после трех-четырех стопок водки, а затем быстро сменялось апатией или агрессивностью. Он и пил-то только из-за того, чтоб хотя бы пять минут пробыть в этом неустойчивом кайфе. Но в компании с Есаулом было невозможно удержаться от пятой, шестой и так далее. Потому что к Есаулу, при его габаритах, тот же кайф подходил только после бутылки, которая Механика уже валила с ног.

Нет, все было просто прекрасно. У Механика, жадно ерзавшего на сладко стонущей Юльке, мелькали перед глазами разные веселые картинки из того, что совсем недавно было пережито в бане. И как Юлька ему спину терла, и как он ее на себя верхом усадил, и как на четвереньки поставил, и как они вениками друг друга хлопали… Уж никак не думал Механик, что, выбравшись из бани полуживым и разварившимся, как рак в кипятке, он ближе к вечеру еще чего-то захочет. Ан нет, захотел и, не дождавшись ночи, повлек Юльку на кровать. Неторопливо раздел, вдоволь нацеловал и наласкал чистенькое молоденькое тело, перетрогал и перещупал все самое приятное и гладкое, а уж потом осторожно воткнулся в розетку.

И вот теперь Механик, разогнавшись, стремился к финишу. Несся вовсю, словно впереди была золотая олимпийская медаль. А заодно, как это ни странно, мечтал. О том, как вылечится от туберкулеза, отожрется и накачается, вставит себе фарфоровые зубы, а на остатки от тех двухсот тысяч баксов, что лежали в «дипломате», купит себе автомобиль с прицепом-дачей и будет гонять на нем по странам СНГ, а может — и дальнего зарубежья. Само собой, с Юлькой, которую оденет как куклу и увешает золотишком…

Даже забыл, что надо еще как-то пережить поездку на остров, до которой оставалось всего ничего.

Вспомнил об этом Механик только после того, как его вынесло из жаркого безумия в прохладную реальность. Нет, ему не поплохело резко и сразу. Поначалу по-прежнему было хорошо и уютно под теплым одеялом. Он лежал на боку, приятно грея грудь и живот о гладкую спинку голенькой Юльки, положив ладонь на одну из ее припотевших грудок. И вроде бы можно было разнежиться и заснуть, но вот фиг! Откуда-то приползло тревожное и беспокойное ощущение опасности. Оно было хорошо знакомо Механику. Однако раньше Механик переживал только за себя. Бывали случаи, конечно, когда он волновался за жену, детей или подчиненных, но это было так давно, что казалось неправдой. В более близком прошлом Механик приучился к тому, что все против него, что каждый друг может стать врагом. Даже дружа с Есаулом, Механик побаивался, что приятель в один прекрасный момент, под воздействием перепоя или острой алкогольной недостаточности, свернет ему шею из-за того самого клада или вырученных за него баксов. А потому всегда был настороже. И когда Есаул остался там, на московской квартире, в лапах у Булкиных молодчиков, Механик хоть и пожалел другана, но где-то и порадовался — теперь надо только врагов бояться.

Еще утром Механик, размышляя о том, как выкручиваться от Шмыгла, исходил из того, что ежели удастся прихватить с собой Юльку на озеро, то сумеет ее спасти, а если нет — ну что ж, судьба такая. Сейчас все было не так. Механик был готов скорее сам сдохнуть, но Юльку уберечь. И мозги у него стали напряженно, хотя и безуспешно работать, выискивая хоть какую-то зацепку, чтоб можно было уговорить Шмыгла. Но ни фига они додуматься не успели.

Из-за окна донесся приближающийся гул мотора. По вечерам машины в поселок приезжали редко, и это насторожило Механика. Осторожно выбравшись из постели — Юлька уже вовсю посапывала, — Механик, не зажигая света, подобрался к окну, выходившему на улицу, и посмотрел в тот конец улицы, откуда пробивался свет фар. Машина ехала со стороны шоссе, ведущего в город.

Из этого же окна был виден и двор соседнего дома, где обитали Шмыгловы подручные. В нем зажегся свет, скрипнула дверь, и на крыльцо вышел мужик. Похоже, он дожидался эту машину.