Приземистый и пухлый, словно колобок, ветеран Купчик сидел за обеденным столом с ополовиненной бутылкой «Амаретто» и, поглаживая лысую, как бильярдный шар голову, блаженно смотрел в окно. Увидев приближающегося к дому Голубева, он будто спружинивший мячик вскочил с табуретки, быстро спрятал бутылку за оконную штору и, вытянувшись по стойке смирно, уставился посоловелыми глазами на дверь. Не успел Слава перешагнуть порог, старик невероятно громким для небольшой фигуры голосом рявкнул:
— Здрав-желаю, ваш-бродие!
— Привет, Пимен Карпыч, — улыбнулся Слава. — Не стареют душой ветераны?
— Никак нет, Вячеслав Дмитрич! Живем, хлеб жуем, да заграничное вино попиваем, — прошепелявил Купчик.
— Водку — бросил?
— С прошлого года, как ты помирил меня с жинкой прекратил употреблять эту гадость. Дуреешь от нее балда-балдой, и язву желудка, врачи говорят, можно нажить запросто, — Купчик широким жестом показал на стол. — Милости прошу к моему шалашу хлебать лапшу. Давно, сыщик, ты у меня не гостевал. По такому важному случаю можно отказаться от чая и чекалдыкнуть по рюмашке. Имею в заначке такой черемуховый ликерчик — пальцы оближешь! Хочешь, угощу?..
— Спасибо, Карпыч, — усаживаясь на табуретку возле окна, сказал Голубев. — Пришел я по серьезному делу.
— Хорошее вино делу не помеха. Телевизор глядишь?
— Иногда.
— Гляди почаще. Там, бывает, и умное говорят. Вот на днях изречение старинного мудреца Авиценны передавали в том смысле, что вино — друг трезвому и враг — пьяному. Мы с тобой в данный момент не окосевшие. Давай подружимся с «Амареттой»!..
— Чтобы окосеть?
— Не, установим жесткий регламент. У меня в запасе всего полбутылки. Это на двоих — слону дробина.
Из прошлого общения с Купчиком Слава знал, что остановить словоохотливого старика можно только неожиданностью, поэтому решил сразу, как говорится, взять быка за рога.
— Карпыч, ты сегодня трезвый прокурору звонил? — сделав ударение на слове «трезвый», спросил он.
Купчик захлопал белесыми ресницами:
— Не понял, Дмитрич… Прокурор мне не брат и не сват. Насчет чего стал бы я ему звонить?
— Насчет ограбления «Марианны», — Слава через окно показал на магазин. — У тебя тут все, как на ладони видно.
— Ну надо же! — старик всплеснул пухлыми руками. — А я, старый хрен, гляжу в окошко и не могу понять: чего возле Жанкиного заведения прокурорско-милиционерская свадьба затабунилась?.. Оказывается, грабанули «Марианну». Ай-яй-яй! И кто ж такую пакость Жанке отмочил?..
Голубев нахмурился:
— Не виляй, Карпыч. Говори откровенно: кто перед началом грозы подкатывал к «Марианне» на красной «дразнилке из-за бугра»?
Глаза старика потускнели. Он суетливо поправил стоявшую около стола табуретку, сел, сосредоточенно поерзал. Глядя в сторону, вздохнул:
— Не хочу я на старости лет попадать в свидетели. Это ж потом по судам затаскают, и от рэкетиров можно по загривку схлопотать.
— А говорил, в полковой разведке воевал, — подзадорил Слава. — Разведчик, называется…
— Насчет разведки не врал. Трусам орденов не давали. У меня же их — целых шесть штук, — старик решительно хлопнул ладонью по столу. — Эх, мать моя, женщина! Была не была — слушай! Я со второго захода насмелился сделать прокурору заявление. Первый раз, когда он ответил, испугался. Думаю, вдруг подслушают мой голос ухорезы. Тогда — хана мне!..
— Карпыч, давай по делу, — поторопил Голубев.
Купчик царапнул лысину:
— Поганое дело крутанулось так быстро, будто в телевизорном кине. Если по порядку излагать, такая, значит, картина получается… Часов возле одиннадцати почтальонка принесла нам с жинкой пенсии. Теперь я, знаешь, сколько за фронтовые ранения получаю? Аж целых сто пятьдесят тыщ! За год больше миллиона набегает. Да жинке по тридцать тыщ каждый месяц отваливают. Короче говоря, денег у нас с бабкой невпроворот. По такому раскладу завел я привычку употреблять только благородные вина. А в Жанкином магазине этого добра — глаза разбегаются. Много всякой разности я у нее перепробовал, пока не наткнулся на «Амаретту». К слову, сама Жанка мне порекомендовала, дескать, отведай-ка, Пимен Карпович, итальянского ликера. Взял я штоф, попробовал да с той поры и пристрастился…
— Карпыч, не уклоняйся далеко, — попросил Голубев.