Фартовые деньги

Как-то мы с Дойлом поймали парня, который крал фишки. Звали его Турман, и был он не слишком хитер. Турман ставил стаканчик с кофе на стол рядом с фишками другого игрока. Когда игрок отворачивался, Турман передвигал стаканчик на фишки, и одна из них прилипала к жвачке на дне.

Мы с Дойлом застукали Турмана и арестовали. Он божился, что понятия не имеет, каким образом фишка на двадцать пять долларов прилипла к его стаканчику. Было ясно, что никаких доказательств, за исключением этой жвачки, у нас нет и в помине. В общем, получалось, в суде будет слово Турмана против нашего.

И тут Дойлу пришла в голову мысль. Он пошел в кухню полицейского участка и взял дуршлаг. Надел дуршлаг на голову Турману и подсоединил его проводками к копировальному аппарату. Пока я отвлекал Турмана, Дойл написал на листке «ОН ЛЖЕТ» и положил листок в аппарат. Дойл попросил меня вести допрос. Я спросил: «Турман, вы украли фишку в двадцать пять долларов у этого человека?» Турман ответил: «Нет, сэр!» Тут Дойл нажал кнопку «копирование», из аппарата выполз лист, Дойл посмотрел на него и протянул: «Ого!» Ну а я говорю: «Турман, вы ведь давно этим промышляете, так?» А Турман мне: «Нет, сэр, это не я». Дойл снова нажимает кнопку. На этот раз буквы были увеличены вдвое. Турман затрясся. А Дойл сказал: «Думаю, тут никаких сомнений быть не может!» И вскоре Турман раскололся.

В море скорбящих мелькнуло несколько грустных улыбок. Вернувшись на место к остальным мужчинам, несшим гроб, Валентайн склонил голову. Отец Том закончил речь молитвой «Отче наш», и толпа рассеялась.

Дойл и Лидди жили в фермерском доме с этажами на разных уровнях в пригороде Абсекона. Вдоль улицы вереницей стояли машины, и Валентайн припарковал свою, взятую напрокат, в соседнем квартале. За весь день он не перемолвился словечком с Мейбл, поэтому включил сотовый и набрал рабочий номер.

Его сразу переключили на голосовую почту – это означало, что Мейбл разговаривала с клиентом.

– Привет, подруга, это я. Надеюсь, все нормально. Оставлю телефон включенным. Звони, если что.

Он вылез из машины и поежился от холода. Дверь дома была открыта, и он вошел.

В накуренной гостиной было полно полицейских. Он пожимал руки и похлопывал по плечам, пробираясь в угол, где отец Том склонился к своей матери Саре. Опустившись на колено, Валентайн поцеловал в щеку престарелую главу клана Фланаганов.

– Сколько лет, сколько зим, миссис Фланаган, – сказал он.

– Прошлым летом у мамы был инсульт, – пояснил отец Том. – У нее отнялась речь.

Валентайн вгляделся в морщинистое лицо пожилой женщины. В ее каштаново-карих глазах он заметил знакомые искорки – все системы работают как положено. Поднимаясь, Валентайн сжал руку отца Тома. На десять лет моложе Дойла, он отказался от футбольной стипендии в университете Нотр-Дам, чтобы служить Господу.

– Мы с мамой как раз рассматривали ваши с Дойлом старые снимки, – сказал священник. – Правда, мама?

Она моргнула. Валентайн проглотил застрявший в горле ком.

– Я бы тоже взглянул, – признался он.

В центре гостиной на столе были разложены фотографии Дойла. Отец Том взял одну и протянул ему. На черно-белом снимке Валентайн и Дойл в идеально отутюженной форме – то была первая настоящая работа.

– Все пытался вспомнить девиз на вашей форме, – сказал священник.

– Нас двое, и мы оба первые, – ответил Валентайн.

Это заставило его улыбнуться. Сара снова моргнула. Валентайн положил фотографию и, извинившись, отошел.

В кухне он нашел Лидди, хлопочущую вокруг нескольких гостей, которые сидели за столиком. Поставив кофейник, она обвила Валентайна руками.

– О, Господи, Тони, – тихо воскликнула она. – Когда умерла Лоис, я и представить себе не могла, что ты чувствовал. Теперь могу.

«Нет, не можешь, – подумал он, крепко обняв ее. – Ты еще не просыпалась на протяжении полутора лет, каждое утро здороваясь с тем, кого нет рядом».

– Как мальчики? Держатся?

– Так себе, – буркнула Лидди. – Только на прошлой неделе отмечали тридцать пятый день рождения Шона. Знаешь, что он мне сказал? «Не верится, что мне потребовалось столько времени, чтобы оценить собственного отца».

Валентайн вспомнил о своем сыне, с которым вел нескончаемую борьбу, и подумал, слетят ли когда-нибудь подобные слова с уст Джерри. Вряд ли.

– Где они?

– В патио.

– Потом еще поговорим, если ты не против?

Она храбро улыбнулась.

– Я буду здесь.

Шон и Гай курили одну сигарету на двоих у каменного мангала. Сначала Валентайн обнял Гая и почувствовал, как бешено колотится сердце парня. Гай отстранился и ушел на другую сторону дворика.

Обнимая Шона, Валентайн спросил:

– Как он?

– Кажется, только начинает осознавать, – ответил Шон.

Валентайн подошел к младшему.

– Эй?

Отделенный от родины предков тремя поколениями, Гай был больше похож на ирландца, чем его родители. Он сунул в рот сигарету и предложил закурить Валентайну.

– Не знал, что ты куришь, – заметил Валентайн.

– Подходящий день, чтобы начать.