Фартовые деньги

— Сынок, — усмехнулся Олег Федорович, — лишнего знания не бывает. Тем более, что от того, насколько хорошо и правдиво вы мне свою историю расскажете, будет очень многое зависеть. Может быть, даже ваша жизнь молодая. Допустим, отпущу я вас с Богом, поедете вы в город или куда еще, а по дороге вас ваши дружки-братки отловят, которые вас на острове тиранили. Неприятно будет, ежели они вас еще разок привяжут и начнут, к примеру, паяльником ногти плавить… Ребята вы вроде неплохие, мне вас жалко будет, если что.

— А по-моему, Олег Федорович, — пробурчал Епиха, — вы боитесь, что, если нас поймают, мы вас заложим…

— Правильно думаешь. Попадетесь крутым — первым делом спросят, кто вас прятал. И расколют вас, как орешек, без напряга сил. А потом сюда, ко мне, наедут. Придется мне тогда свои меры принимать, для обеспечения мирного труда. Большой шухер может пойти, очень большой!

— Извините, дедушка, — спросил Шпиндель, — а вы сами-то не блатной?

— Сложный вопрос, — хмыкнул старик. — И отвечать на него мне как-то не хочется.

— А нам не хочется, — прищурился Епиха, — чтоб вы, если мы про себя все расскажем, нас браткам продали.

— Наивный ты парень! — усмехнулся дед. — Если б у меня был на это настрой, я бы вас еще больными продал, когда вы пластом лежали. Ничего не спрашивая, кстати. Просто поинтересовался бы через знакомых, не забывал ли кто на протоке шпанят в беспортошном состоянии, — и все дела. Через день, глядишь, за вами покупатели приехали бы. Много отстегнули бы или нет, не знаю, но жилось бы мне сейчас спокойнее. Однако же делать я этого не стал. Жалко вас, молодые еще.

Епиха задумался. Олег Федорович сказал убедительно. Вспомнились джипы, которые стоят в гараже-конюшне. Нет, дедуля этот не простой мужичок. Пожалуй, и правда, запросто нашел бы способ их отдать, если б хотел. Но рассказывать ему все Епихе по-прежнему не хотелось. Дед-то, может, и добренький, но вдруг окажется, что с ним те самые братаны связаны, которые сейчас в воронке отдыхают? Или, скажем, если один из них ему сыном доводился?! Может, если они про это дело расскажут, он поначалу и промолчит. Деды, они хитрые. Промолчит, виду не подаст, потому как ему, старому, и с одним Епихой врукопашную не справиться, а если Шпиндель подмогнет — и подавно. Шифер таскать одно, а драться — совсем другое. Но вот если он ночью, пока Епиха и Шпиндель будут храпака задувать, сядет на своего «козла» и сгоняет к братанам, худо будет. Приедут такие жлобы, как Жора и Сухарь, да еще и Нинку-садистку привезут. Мороз по коже…

Тут Епиха вдруг подумал: а не придавить ли ему этого старикашку? Конечно, вроде и западло это, все-таки дед их спас, как-никак, но не пожалеть бы потом, когда уже поздно будет.

Фиг его знает, до чего бы еще додумался Епиха с дурной головы, но тут со стороны тропы, ведущей от хутора, к причалу, весело хихикая, вышла Юлька. Босиком, в одном купальничке. Два маленьких треугольничка сверху и один, чуть побольше, внизу. Высокая, темноволосая, загорелая… Пацаны ее, пока дожди шли, привыкли видеть в кофте и юбке ниже колен, вчера, когда уже потеплело, она в каком-то ситцевом платье и платке расхаживала, как передовая доярка 50-х годов, а тут — на тебе! У Епихи все его пакостные мысли куда-то провалились, он так и прилип взглядом к Юлькиным ровненьким ножкам. Шпиндель тоже глянул, испугался и засмущался, глазенки опустил. Юлька, конечно, эти зрительские симпатии отметила, но посмотрела на пацанов по-всегдашнему свысока: «Мол, чего выпучились, мелкота? Сопли сперва подотрите!»

Убила наповал, хотя вслух ничего не произнесла. Епиха как-то невзначай прикинул, что эта молодуха его ростом повыше, а уж Шпиндель ей и вовсе в пупок дышать будет. К тому же Епиха припомнил, как эта телка, когда для поросят варево готовили, мешки с комбикормом ворочала и чугуны в печь сажала. Пожалуй, если двинет со всей силы, запросто сшибет Епиху с ног. Про Шпинделя и говорить нечего — он вообще в речку улетит! Не дай Бог почует, что Епиха замышляет чего-то против ее деда или папаши — кем ей Олег Федорович доводится, по-прежнему неясно было, — покрепче Нинки отделает! Но еще более серьезным обстоятельством, которое заставило Епиху засунуть свои черные замыслы поглубже, стало то, что вместе с Юлькой на берег прибежали Казбек и Лайма. С этими и вовсе лучше не связываться.

— Как водичка, мальчики? — поинтересовалась Юлька. — Успела нагреться?

— Успела, успела, — закивал дед. — Окунись, освежись малость! Собачек искупай, запарились небось на цепи? Идите сюда, родные!

Собаки, повиливая хвостами, потрусили к Олегу Федоровичу, стали его чуть ли не в бороду лизать.

— О-о, дружки мои ненаглядные! — порадовался старик, лаская собак. — Лаймочка, девочка хорошая! Умница, умница, красавица ты моя! И ты Казбек, хор-роший, хор-роший парень! Молодцы, молодцы ребята!

При всей этой идиллии пацаны видели, как собаки, облизывая хозяина, время от времени с явным неодобрением поглядывали и даже ворчали в их сторону. Для этих зверюг они, прожив неделю в доме, все еще были чужие.