Фартовые ребята

Вода заметно спала. Лодка, которую он оставил совсем недалеко от забора, опасаясь, что подступившее половодье отрежет ее от него, теперь мирно лежала на траве. А озеро, залившее было всю болотистую низину с западной стороны забора, перестало существовать. Теперь на его месте было несколько более-менее крупных по площади, но неглубоких и изолированных друг от друга луж, и проехать на моторке по ним никто не сумел бы. Побегайка постепенно входила в свои законные берега, и до того, как она примет свой обычный переплюйский вид, оставалось ждать совсем недолго, максимум три-четыре дня.

Из этого следовало, что остров, на котором Механик с честной компанией прожил последние несколько дней, прекращает свое самостийное существование и становится тем, чем являлся на самом деле, то есть невысоким холмом в излучине Побегайки. И хотя мост, по которому Механик завез джипы в заброшенный поселок, больше не существовал, изолированность этого урочища от остальной местности резко ослабевала. А значит, ослабевала и безопасность здешнего обиталища. Неделя, максимум полторы — и тут, у бывшего моста, Побегайку можно будет перейти вброд. Наверно, еще в болотных сапогах, но вброд. А если май выйдет жаркий, то и заболоченные берега на той стороне станут вполне проходимыми.

Конечно, надеяться на то, что радиофобия у жителей Самсонова оградит поселок от каких-либо нежелательных вторжений, было наивно. Это не Новая Зеландия какая-нибудь, где ежели туземцы сказали «табу» — значит, «табу», и никто ходить не будет. (Механик, конечно, в Новой Зеландии лично не бывал, но где-то об этом читал). В России народ не ходит только туда, куда чисто физически пролезть не может. Впрочем, отдельные представители этого народа неоднократно доказывали, что могут пролезть куда угодно, даже на особо охраняемые дачи Политбюро и ЦК, доставляя массу хлопот бывшей «девятке». Террористы, диссиденты и другие психопаты среди них встречались не часто, а вот бомжи и поддатые туристы — весьма и весьма.

Если поначалу, не осмотрев как следует «Призрак коммунизма», Механик думал, будто с 1986 года поселок никто не посещал, то теперь уже точно знал, что ошибался. Возможно, в первые послечернобыльские годы местные и впрямь боялись растаскивать по домам «радиоактивное», но этот страх уже прошел. Лишь то, что среди обитателей Самсонова и соседних деревушек было мало владельцев автотранспорта и совсем мало водителей способных, как Механик, преодолевать мост по брусьям, и спасло поселок от разборки на кирпичи.

Тем не менее появление местных Механик все-таки считал маловероятным. Потому что моста не стало, и вывезти что-либо из поселка по-крупному представлялось невозможным. Вряд ли нашелся бы чудак, который поперся бы пешком за несколько километров для того, чтоб унести из поселка пару досок или пять кило гвоздей.

Гораздо более реальным представлялось вторжение бомжей. Механик эту публику хорошо знал. Зимой они толкутся в городах, а по весне начинают тянуться к природе. Не говоря уже о лете, когда на полях, в садах и огородах поспевают урожаи всякого витаминного корма, когда по лесам растут бесплатные грибы и ягоды. Причем бомж, как правило, не ищет чего-то конкретного, не определяет цель своего перемещения как-то рационально, а движется по тем не поддающимся предсказаниям синусоидам, которые ему подсказывает случайное стечение обстоятельств, эмоциональное состояние в конкретный момент времени и, разумеется, количество принятого алкоголя. Кроме того, бомжам в определенном состоянии души по фигу и радиация, и сырость, и собственное недержание мочи. Бомж, дошедший до определенной степени совершенства (или падения, как принято считать по традиции), перестает чего-либо бояться, кроме алкогольных чертиков, начинающих плясать вокруг него уже после первого стакана, и, уж точно, окончательно перестает чего-либо стесняться. К тому же такие бомжи дьявольски живучи. Прямо как индийские йоги — спокойно спят на мусорных кучах, где битого стекла до фига, крыс едят сырыми и не травятся, пьют такие «Молотов-коктейли», что ни один Ерофеев не придумает.