Фартовые

С пороками надо расставаться сразу. Признав их, — вырвать, как болячку. И не оглядываться, не вспоминать. Коль чувствуешь себя человеком — начать все заново, как ходить — с первых шагов. Пусть косолапя, вспотычку, шатаясь, но самостоятельно, осознанно жить заново. Не всяк на то способен. Ведь зачерствелое избитое сердце больнее болит от каждого ушиба.

Берендею тоже пришлось это пройти и пережить.

— Андрюша! Андрейка! — послышался голос с берега. Берендей, вздрогнув, бросился к тропе, что вела к морю.

Дядя впервые узнал человечье имя Берендея.

Фартовый глянул вниз. Бывший пахан Южного Сахалина, увешанный мешками и сумками, как мул, поднимался к дому. Вверх по тропинке почти бегом, как мальчишка. Мыслимо ли такое? В лодке люди копошились, разгружали ее. Берендей в минуты заносил все к дому. И все смеялись, легко, на одном дыхании.

Дяде не верилось. Может, это сон? Но Заброшенки и по бухой никому не приснились бы.

— Эй, Дядя, чего лупишься? Давай сюда! Помоги солярку поднять наверх! — позвал Берендей.

Дядя онемел. Его, фартового, зовут вкалывать, как простого работягу. Он отвернулся, словно не слышал. А вскоре увидел, как Берендей катит бочку наверх. Один. Толкает впереди себя. И Дядя не выдержал. Бросился бегом на помощь. Раскорячась, стал рядом, плечо в плечо, как когда-то в зоне. И пошла бокастая вверх веселее. Крутясь и скрипя, подминая кусты и траву. Вгрызаясь в ладони ржавчиной и запахом железа.

Вкатив, поставили у порога и, не сговариваясь, помчались вниз. Носили мешки с мукой, сахаром, солью. Чай и сигареты в ящиках мелькали по тропинке. Спин не видно. Лишь головы да ноги.

Через час лодка была пуста от груза и только тут двое мужиков и молодая женщина приметили Дядю.

— О! Да у тебя гость, Андрей! Чего же не хвалишься?

— Это мой родственник, — коротко ответил Берендей и подал руку женщине, помог ей сойти на берег. Та, упрятав косу под платок, чмокнула Берендея в щеку.

«О! И тут клевые водятся», — подумал Дядя. И глянув на сильные ноги, тонкую талию, высокую грудь, отметил, что хороша бабенка. А та, заглянув в глаза Берендея, спросила ласково:

— Устал?

— Да что ты, — не признался Берендей. И сказал Дяде — Моя жена. Лена. Аленка моя!

У фартового икота началась. Берендей рассмеялся. И открыл дверь перед входящим. Указав на табуретку в просторной прихожей, предложил присесть.

Дядя оторопело оглядел сверкающую чистотой прихожую. Откуда-то из дальней комнаты вышла старушка. Круглая, улыбчивая, предложила поесть.

— А она кто тебе? — не сдержался Дядя.

— Наша мать. Теща моя, — будто хвалился Берендей.

— Завяз, кент, — посочувствовал Дядя.

— И слава Богу, — ответил тот, улыбаясь — Накрой нам во дворе, — обратился к старушке тепло.

А вскоре пригласил Дядю к столу. Тот ел торопливо, жадно. Слушал Берендея:

— Я тоже не раз хотел отсюда слинять. Когда на поселении был. А все срывалось. Словно сама судьба не выпускала из Заброшенок. Может и смылся б, если б не те трос, что из тюряги слиняли. С ними и был Белое Эхо, — помрачнел Берендей.

— Странная кликуха. Век такой не слыхал, — признался Дядя.

— Мне тогда тоже многое показалось необычным. Перед его смертью услышал я стон, странным, страшным он показался мне тогда. Волосы дыбом от него вставали. Оказалось, из отработанной шахты газ наружу выходил. Ну, а грунт был мерзлый. Вот и казалось, что стонет кто-то. Если б не Аленка, а она у меня почвовед, так бы и сдох в дураках. Считал, что и меня смерть окликает. А Ленка приехала вместе с геологами и развеяла в дым все мои суеверия. В шахту привела, показала

выходы газа. И растормошила, жить заставила заново, — рассказывал Берендей.

— Отчего ж ты от фарта отступил? Иль жирно дышишь? — не выдержал Дядя.

— Андрюша, Федя к тебе просится, — выглянула из дверей Лена.

— Принеси, — просветлел лицом Берендей.

Женщина принесла на руках светлоголового серьезного мальчугана. Тот улыбнулся сдержанно Берендею и, устроившись у него на руках, внимательно разглядывал Дядю.

— Вот и все мое семейство в сборе. Видишь, сын у меня. Мой. Кровный. Он и удержал от вас. От самого себя. К жизни привязал накрепко. Мне без него никак нельзя. Да и ему я дорог…

— Баба знает о тебе? — полюбопытствовал Дядя.

— Все знает. И все ж решилась. Вышла за меня, непутевого. Даже сына подарила.

— А мы тебя жалели, ждали, — признался фартовый.

— Лена! Возьми Федю, — передал засыпающего малыша Берендей. И, встав из-за стола, начал складывать в поленницу груду дров. — Я этот пятистен своими руками строил. Не знаю, сколько проживу, но будет для сына.

— Не припоздал ли ты с ним? — усмехался Дядя.