Фартовые

Григорий Смелов, а по-блатному Дядя, был одним из таких.

Последний свой срок отбыл в Усть-Камчатске. И вернувшись в Оху в шестьдесят семь, без сбережений и пенсии, наскоро подженившись, жил со своей сожительницей в однокомнатной квартире на Фебралитке — так назывался этот городской район.

Приходу Ярового Дядя обрадовался как подарку. Что ни говори — вести о малинах все еще будоражили старую память. Да и не был Смелов последним среди воров в законе. «Малины» Охи и Сахалина знали и помнили его смолоду. Лихим вором слыл Григорий много лет. Зато и не было по Крайнему Северу ни одной зоны, где бы не тянул свой срок Дядя.

Пет, не интерес к биографии дряхлеющего Дяди привел сюда Аркадия. В городе, а такие периоды время от времени случались, снопа началась волна загадочных убийств. Натолкнуть на след, дать ключ к разгадке могли и такие треп-разговоры. Но и вести их нужно было очень умело, чтоб не спугнуть, не насторожить недавнего фартового, который, почуяв, что пахнет порохом, может забыть о страхе и пойти предупредить бывших друзей об услышанном.

Каждое слово в этом разговоре должно быть много раз обдумано и взвешено. Торопиться нельзя.

Дядя тоже понимает, что не просто на огонек завернул к нему Яровой. И хотя не вносила его имя в списки мусоров блатная братия, общение с ним было все же опасным. Не ради блага фартовых заглядывал Аркадий к «завязавшим». А что-то узнать, услышать. Знать, снова в городе паленым пахнет. «Не иначе, как фартовые кипешат», — решил Смелов. Но сгорая от любопытства, не посмел спросить впрямую. Валял ваньку, вспоминал прошлое. Ждал, пока Аркадий сам проговорится.

— Это сколько ж лет мы знакомы, не припомнишь? — прищурился Григорий.

— Да уж за два десятка перевалило.

— А впервой где?

— Не помню, — слукавил Аркадий.

— Да как же? На «рыжухе».[1] Нас накрыли. Всех сгроба- стали тогда. А все Филин, жадность его нас подвела. Говорил я ему… Так нет, загоношился. И — накрылись.

Аркадий хорошо помнил то дело. Еще бы! Тогда фартовые сработали чисто. Ни одного следа, казалось, не оставили. Сигнализация — не тронута, сторожа ничего не видели. А все золотые украшения, что продавались в универмаге, будто испарились. Не вывезли их вовремя перед выходным днем, — пурга помешала. А фартовым она — на руку. Заперлись в туалете, а снаружи на двери написали «ремонт». После закрытия магазина взяли золота почти на сто тысяч. Сковырнув висячий замок на чердачном люке, выбрались на крышу и оттуда по пожарной лестнице ушли.

И лишь в подсобке, где, казалось бы, не было и надежд напасть на след, приметил Яровой то, что не увидел никто из следственной группы. Отпечаток пальцев на пыльной полке. Где продавцы прятали особо дефицитные товары. Фартовые на них не позарились. Но был средь них один, по кличке Филин, какой не побрезговал коробками со столовым серебром. Только он, длиннющий и худой, как жердь, мог вот так с пола, без подставки, взять с этой полки все, что глянется. Да видно много чего было припрятано. Снимать устал. Забывшись, взялся за пыльный угол полки, оставил отпечатки. По ним, с помощью картотеки, идентифицировали принадлежность оставленной вором этой «визитной карточки», раскрутили дело, взяли всех. И Дядю… Не один год кормил он комаров на Колыме. Проклинал Филина и его жадность.

— Лихо ты нас тогда накрыл. Прямо в ресторане. От каких девок оторвал, а?! Мне это и теперь памятно. Ту, что я приглядел себе, такая пышная, круглая. А и всего-то успел пару раз за задницу ущипнуть, — признался Дядя,

.

— Филин тогда с тобой отбывал срок?

— Нет, он с Горелым в Воркуту попал.

— Филина мы, помнится, с девчонкой взяли!

— Ну да! Он успел. А я, дурак, поддал не в меру. Надавил на армянский коньяк — и все тут… Не то не взяли б вы меня. Ушел бы. Я в том ресторане…

— Окружен он был, — перебил коротко Яровой. И напомнил: — Ты же в окно хотел выскочить. Даже раму ногой вышиб. А там уже ждали. Ты и передумал ноги ломать. А вот Филин голову потерял. «Розой»[2] хотел поработать. Не дали. Так все кричал подружке своей, что вечером он к ней вернется, что это ошибка и его выпустят.

— Да кто нас ждет, кому мы нужны? За утеху платили, за жратву и выпивку, за короткий отдых — втрое откупались. Вот только судьбу не ублажишь ничем. От нее, как от тюрьмы, ни деньгами, ни угрозами… Судьба хоть и баба, да подушку одну ни с кем не делит. Несговорчивая. Ни к молодому, ни к старому души и жали не имеет, — вздохнул Дядя.

— Не скажи. Тебе жаловаться совестно. С такой судьбиной, а все ж до старости и дожил. Здоров. Живешь тихо, спокойно. Теперь, наверное, лишь во снах с прошлым своим встречаешься.

— Это верно. Недавно, несколько дней назад, видел во сне Филина. И вроде он такой маленький, как старый ребенок. А я его уж лет десять не видел. С чего это он мне привиделся? С бабой своей поделился. Она и говорит: «Плохо это».

— Убили Филина. Неделю назад, — подтвердил Аркадий.

Дядя онемело уставился на Ярового.

— Здесь, в Охе убили?

— Да. Перед смертью истязали долго. Весь избит. До черноты. Видно ногами били, — умолк Аркадий.