Фартовый человек

Ленька пожал плечами:

– Как разобьется, так и срастется, ничего с ней не сделается, если и пострадает. От душевного страдания женщина становится мягче.

– Интересно рассуждаешь, – заметил Белов. – Прямо как в романе. – И перешел к делу: – Как по-твоему, сумеешь выспросить у нее насчет обстановки в доме?

– Хозяйка называется «мадам», дочь – Эмилия, шестнадцать лет, взбалмошная, – сказал Ленька. – В хозяине Бронислава души не чает. Наверное, еще кухарка есть… – Он задумался, замолчал.

Варшулевич проговорил:

– Он к концу недели ожидает привоз товара.

– Откуда знаешь? – спросил Белов, повернувшись к Варшулевичу.

– В магазине объявление прочел, – объяснил Варшулевич. – Мол, дорогие покупательницы, ждем вас в конце недели – и все такое.

Белов вдруг рассмеялся:

– Чего только люди в магазинах не пишут! Ладно, братишки, потолковали – и будет.

– Я послезавтра с ней опять случайно встречусь, – сказал Ленька. – Приглашу на карусели покататься. Может быть, что-нибудь еще узнаю ценное. Она вообще не очень болтлива, но когда говорит – то всегда по делу. Толковая барышня.

Он оставил Белова с Варшулевичем допивать бывший крымский портвейн и вышел на свежий воздух.

* * *

Ленька жил теперь не на Екатерининском, у матери, а прямо на Лиговке, недалеко от Крестовоздвиженья, в тихом переулке, где летом перед домами вырастали богатырского роста ромашки. Скорее всего, их занесло сюда из церковного садика. Эти цветы так и называли здесь – «монастырками». Они как будто источали тишину.

Тишину эту можно было уловить, лишь наклонившись к цветкам пониже. Хорошо улавливала ее, к примеру, Ленькина квартирохозяйка – старушка согбенная и богомольная, весьма подверженная наклонам и, как следствие, маленьким мистическим озарениям.

Впрочем, до ромашек было еще далеко – февраль нависал над городом толщей гнилых облаков, в которых прокисал, не проливаясь, застарелый дождь. Было, что называется, «скучно».

В один из последних дней унылого месяца квартирохозяйка пришла домой крайне взволнованная и сообщила постояльцу страшную весть: нашли зарезанным юродивого Кирюшку, который во все революционные годы ходил по Лиговке и изрекал зловещие пророчества.

– Святого человека убили, – убежденно прибавила старушка. – Вы кушать будете, Леонид Иванович? У меня сегодня картошечка с крупичкой. Очень питательно.

Ленька сказал, что картошечку кушать не будет, потому что пообедает в другом месте. Убийство Кирюшки заинтересовало его мало: юродивый бродил по улицам ночами и много видел и говорил лишнего. Кто угодно мог пырнуть его ножом.

– Он не сразу помер, Кирюшка-то, – прибавила вдруг квартирохозяйка, снимая с примуса свою кастрюльку, размерами чуть побольше микроба. – Дошел до церкви, там уж лег у ворот. Сторож нашел. «Что такое!» – Она аккуратно поставила кастрюльку на стол и всплеснула руками, показывая, как удивился сторож. – «Человек лежит мертвый!» Сторож подошел ближе, наклонился, – старушка зашевелила носом, как будто принюхивалась, – глядь: а человек еще живой! «Что такое! Живой человек лежит у ворот в самой луже!» Глядит – лужа темная, кровь в нее натекла. Тут сторож смекает, что дело нечистое. «Сестрочки, сестрочки!» – тоненько позвала старушка, как бы призывая на помощь. – Прибежали сестрочки, какие остались, подняли Кирюшеньку, понесли внутрь. А у него уже голова свисает, как у младенчика.

Ленька маялся и хотел уходить, однако хозяйка его не пускала – она даже распрямилась, впервые за время их знакомства, и голосок у нее звучал все более уверенно и громко. Весть об убийстве Кирюшки наполняла ее живительной силой.

– Тут Кирюшка заговорил, – продолжала она. – Сказал свое последнее пророчество. Вот вы, Леонид Иванович, надо всем смеетесь, потому что вы человек молодой и революционный, а ведь это большая ошибка! Большая ваша ошибка, – повторила она. – В пророчества верить надо. Они для того и даны, чтобы в них верили.

– Да этот ваш Кирюшка – он все больше ругался неприличными словами, – заметил Ленька. – И барышень смущал, за юбки их дергал.

Старушка даже покраснела от возмущения.

– Зря говорите такое. Он если и ругался, то все со смыслом. Все имеет смысл, – произнесла она раздельно, как бы настаивая на том, чтобы Ленька запомнил каждое слово.

– И что он сказал? – спросил Ленька, отчасти из любопытства, отчасти – чтобы хозяйка поскорее выговорилась и отпустила его наконец уйти.

– То! – произнесла старушка. Она понизила голос и неожиданным басом изрекла: – «Грядет убийца!»

После чего замолчала, рассматривая свои тоненькие ноги в необъятных валенках.

– Да тут не грядет, тут ходит взад-вперед, и не один к тому же, – не выдержал Ленька.

Старушка торжественно покачала головой:

– Нет, особенный убийца. Сестрочки сразу поняли, что особенный. Такой убийца, который если не будет убивать – сам помрет злой смертью.

Ленька сказал:

– Ну, Наталья Степановна, за рассказ спасибо. Пойду я теперь.

– Вы погодите, – всполошилась старушка. – Самое главное-то!

– Что? – Ленька остановился уже в дверях.