А не спеши закрыть нам глаза, а мы и так любим все темноту,
А по щекам хлещет лоза, возбуждаясь на наготу…
Меня волокут к джипу и единственное, что я успеваю заметить, это Топор выползающий из машины в другую сторону от меня. А потом меня бросают в багажник и бьют по голове тем же прикладом.
Когда я прихожу в себя, ужасно болит голова, а во рту ощущается резкий вкус металла. Машина несётся по дороге и всё, что я вижу — это темнота. Длится это недолго. Мне бы хотелось, чтобы это «путешествие» длилось вечно, потому что ничего хорошего в его конце я не ожидаю. Но оно заканчивается минут через десять.
Машина съезжает с дороги, едет по мягкой грунтовке и останавливается. Хлопают двери, и я понимаю, что тачек здесь много. Дверь багажника открывается и меня снова вытаскивают наружу. Я встаю на ноги и чувствую передатчик в ботинке. Работает он, не работает и, если работает, то на какое расстояние добивает, я понятия не имею.
Встаю, и пытаюсь осмотреться. Я нахожусь на довольно большой поляне или даже поле. В чуть брезжущем рассвете хорошо виден тёмно-серый массив леса, окружающий нас со всех сторон. Здесь пять машин и здоровые бугаи. Парочка из них с автоматами.
Меня подталкивают в спину, я делаю несколько шагов и оказываюсь у небольшого овражка, на краю которого насыпана куча земли. Из кучи торчит лопата.
— Надо было его самого рыть заставить, — звучит насмешливый голос.
— Надо было, — соглашается его собеседник, — да времени мало.
Я слышу тихие шаги и поворачиваюсь. Все чувства обострены до предела. Волосы наэлектризованы, по поверхности тела гуляют электрические разряды. А сердце… сердце сейчас просто взорвётся…
Кошачьей походкой ко мне подходит Хан. Лицо видно плохо, но от этого оно кажется ещё более злым и ужасным.
— Ну что, сучёныш, — холодно усмехается он, — кончился твой фарт?
Я молчу. Думаю, надежды на то, чтобы его заболтать, не так уж много. Он всё ещё кипит от гнева, это я чувствую по голосу… Блин… Но как-то потянуть время необходимо. Жизненно необходимо.
Я шевелю пальцем ноги передатчик и нервно оглядываюсь. Где там этот спецназ? Пора бы ему уже и проявиться.
— Погоди, — пытаюсь я зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы потянуть время. — Погоди, Хан. В чём проблема? Давай всё…
«Обсудим», хочу сказать я, но он меня перебивает.
— Проблема? Ты сказал, «проблема»? Я правильно услышал?
Я молчу.
— Ты думаешь, у тебя проблема? — наслаждаясь своим могуществом и тем, что я сейчас нахожусь в его власти, хрипит он. — У тебя них*я не проблема. Ты тупой, если не понимаешь. У тебя не проблема, у тебя конец жизни, Рома. Полный песец.
— Погоди, Хан…
— Погоди? Ты мне предлагаешь погодить? Чего мне ждать, сука? Ты думал, какой-то дебил сможет тебя защитить? Топор? Гром? Да мне хоть Ельцин, в натуре. Меня поиметь никто не сможет. А ты решил меня поиметь. Ну ты самоубийца, я тебе скажу. То что моё — то моё. Что я сказал, надо исполнять. Иначе конец жизни, братишка. Конец — всему делу венец.
Он поворачивается к своим людям и командует:
— Тащите!
— Хан, ты не так всё понял. Топор пришёл ко мне домой, и я уже не мог его…
— Да заткнись ты, не надо блеять сейчас, ясно? Тащите сюда её!
Я поворачиваюсь, пытаясь рассмотреть в темноте, что именно они хотят притащить. Да твою же… Бляха-муха! Они подтаскивают оленёнка Бэмби, Алёну.
— То, что моё, то моё, — хрипит Хан. — Сейчас я покажу ей, как мы с тебя с живого шкуру сдерём, а потом пущу её по кругу и буду драть, пока она не сдохнет. То что моё, то моё! И ты мой, Рома, ты червь, ты перегной, слизь. А где это видано, чтобы слизь тявкала на человека? Нигде.
У Алёны связаны руки и ноги. Её бросают на землю и она лежит скрюченная, не подавая никаких признаков жизни. Похоже, в сердце она уже умерла…
Марина, бляха! Уже пора! Давай, появляйся, как Жанна д’Арк в сияющих доспехах. Я опять шевелю маячок в носке и кручу головой.
— Кого ты там всё высматриваешь? — ухмыляется Хан. — Ты ждёшь кого-то или что?
Давай, Марина! Не тяни, времени мало! Марина, бляха-муха!
— Не её, случайно? — смеётся Хан и делает знак рукой.
И в тот же миг к нам подтаскивают ещё одну девушку. Долбаный ты Хан! Чтоб ты сдох, сука! Два здоровенных мордоворота подтаскивают к нам Марину. И в этот момент, уже второй раз за ночь, земля снова уходит из-под моих ног…
19. Четыре всадницы
Вообще, самое плохое в ловле на живца, это быть живцом, когда рыбак нихера не ловит, а лежит неподвижно на травке. Именно этим сейчас и занимается Марина.
— Сюрприз, бляха, — щерится Хан. — Ну как, Ромик, впечатлил я тебя, а? Хорошо подготовился? То-то же. Учись, устраивать мероприятия. Впрочем, учиться тебе незачем. Какой смысл тратить бесценные минуты на обучение, если они у тебя последние, правда же?