Фарватер

– Знаете, нет ничего лучше ритмичной качки под ногами, волн, бьющихся о борт, и бескрайнего морского простора. Именно таким было мое первое воспоминание, хотя сейчас, когда приключениями я насытился по горло, я отношусь к этому утверждению весьма скептично. Эта мысль идет прямиком из моих трех лет, когда я впервые, будучи отдельным человеком, вышел в Море. Это мое определение звучит немного странно, но об этом позже. Вы, быть может, спросите, что трехлетний ребенок потерял в дикой и необузданной стихии? Все очень просто, в Море нас брал владелец рыбацкого судна “Дочери Морей”, чтобы мы помогали ему. Когда я подрос, я понял, что “помощь” нами ему оказанная, была копеечная, но я был рад, что я такой самостоятельный, и старый рыбак жалел мою гордость. Быть может, именно этой его жалости я обязан своими дальнейшими проблемами, когда моя гордыня приводила к весьма плачевным последствиям. Как бы то ни было, этот человек заменил мне отца, однажды я даже назвал его папой. На это, я помню, он рассмеялся смехом, который часто напоминал мне карканье вороны, и, покачав головой, сказал:

– Нет, малыш, я тебе не отец, и даже не дядя. Отец твой – боцман на пиратском барке. Можешь им гордиться, можешь его стыдиться, но это правда. Я его никогда не видал, но слышал о нем часто. А вот мать твою я знаю хорошо. – При этих словах его глаза странно сверкнули, но ребенком я причины этому не понял. – Очень хорошо. И тебя она тут родила, прямо на этом судне. Ох уж не думал я, что ей в Море рожать приспичит! Все, думаю, щяс помрет! Ан нет, жива-целехонька, да еще и такого горлопанистого мальчишку из себя вытолкнула! Да…

Он часто рассказывал, как я родился. Думаю, это оттого, что он здорово хлебанул жути тогда. Даже год точный как-то сказал, а вот дня так и не припомнил. Так мы рассекали волны, и я постепенно обучался морскому делу. Таким образом у нас проходило утро и полдня, вечером же мы возвращались в порт, в его лачугу. Хотя жили мы там редко – мы всегда были уличными мальчишками.

   Росли мы, кстати, тут же, на этом самом острове, Экибасе, впрочем, более известном как “Морской Маяк”. Прибежище флибустьеров, сухопутных разбойников и мошенников. Думаю, понятно, какое воспитание мы могли тут получить.

   Свою юность я помню уже гораздо лучше. Я рос, как вы уже поняли, беспризорником и меня всегда окружали мне подобные. Подросши, мы со стайкой других мальчишек занимались самым естественным для нас делом – пакостничали. Благодаря этому у нас закрепились весьма натянутые, как фордуны, отношения с одним школьным учителем. Ясень пень, и речи не было о том, чтобы мы каким-то образом оказались в школе, о чем тот учитель весьма часто жалел.

– Ух, попадитесь мне, щенки! Всю дурь выпорю, недосеченные!

Когда мы отбегали ярдов на 100 и оказывались в безопасности, Кид строил ему гримасу и безошибочно разбивал камнем окно.

– Неплохо, брат! – говорил я, дружески хлопая его по спине. Кид скромно улыбался, но, увидев, что скрюченная фигура угрожающе направляется к нам, поспешно чесал оттуда. Честное слово, я понятия не имею, когда и при каких обстоятельствах мы с ним познакомились. Кажется, он всегда был рядом. Я привык, что нас считали братьями, но всерьез я так никогда не думал. Не только потому, что родились мы примерно в один год и росли с завидной одинаковостью, но и потому, что, кроме роста и сложения, мы были кардинально разные. У меня внешность всегда была очень обычная, Кид же мало того, что жгучий брюнет, так еще и по тому, что на него всегда налетали девчонки, как акулы на кровь, могу судить, что и физиономия у него была очень смазливенькая. На что обращал внимание я, которому на его наружность всегда было глубоко по борту, были его пронзительные, от киля до клотика пронизывающие зеленые глаза.

   Когда старому рыбаку было не до нас, мы выживали, как могли. Потаскивали еду с прилавков, отжимали ее у детей послабее, голодали, в конце концов. Хотя последнее нас настигало, видимо, редко, раз вымахать нам ничего не помешало. Мой меткий побратим еще носился с мыслью ускакать куда-нибудь и там настрелять кого-нибудь, но я дружески поднимал его на смех: в каком таком лесу, это на Маяке-то, он собирается охотиться? Да и с чем, с камнями, что ли? Он обижался, но недолго. Стрелять он действительно умел – научился у рыбака.