Фарватер

Кун. Анархисты?! Откуда?! Их еще в прошлом году извели подчистую… Ладно, сам разберусь. Кого еще взяли?

Цвелев. Караима одного, инженера порта. Помогал врангелевцам суда снаряжать.

Кун. Опять странно… Грузчиков, помогавших белякам эвакуироваться, давно уже в расход пустили, а у тебя под боком такой мерзавец в ус себе не дул, на службу похаживал. Как такое могло случиться?

Цвелев. Очень даже просто могло. Бобович – человек хороший, «глухарей» всегда жалел, вот и я его… полгода жалел…

Кун. Надеялся, что догадается уйти, а он взял да и не ушел? А то ты бы забыл про него навсегда, раз человек хороший?!

Цвелев. Я навсегда ничего и ни о ком не забываю. Подзабыть на время – могу.

Кун. Что ж, учту на будущее… Четверо – и все?! И ради них – войсковая операция с двумя кольцами оцепления?! Размашисто работаешь, Цвелев!

Цвелев. Еще пяток спекулянтов. Одного, самого злостного, к стенке поставили. У остальных все конфисковали, их самих… и отпустили. Понаблюдаем…

Кун. Опять все невпопад! Ни к чему сейчас расстрелы, пойми, наконец – и уймись!

Цвелев. Не уймусь, пока они трудовой народ грабят!

Кун. Не тебе о грабежах говорить, Цвелев! Весь Крым знает, что именно твои люди не просто грабили, а прямым разбоем занимались! Подследственных донага раздевали!

Цвелев. У меня здесь, товарищ председатель Крымского ревкома, подследственных не было! Враги были – и мы их, согласно указанию товарища Троцкого, уничтожали! И отбирали награбленное, как товарищ Ленин учил!

«Безнадежен, – думал Гунн. – Не понимает, что лозунги, с которыми в 17-м народ поднимали, в 21-м не ко времени. «Грабь награбленное!», «Экспроприируй экспроприаторов!» годится для толпы, штурмующей Бастилию или Зимний, а крепкой, уверенной в себе власти приличествует звать к труду во имя светлого завтра. Мы уже не экспроприируем – теперь мы просто изыскиваем ресурсы для рывка в счастливое будущее… И хватит Троцкого поминать, дурак! Троцкий теряет влияние, это всем понятно: армия свое дело сделала, ее демобилизуют – и наркомвоенмор, председатель Реввоенсовета, станет одним из многих. А Коба растет – и как быстро растет!..»

Кун. Как фамилия расстрелянного спекулянта?

Цвелев. Мешочников, бывший купец, второй, кажется, гильдии.

Кун. Русский?!

Цвелев. Какая разница? Я же сказал, самый злостный был…

Кун. А отпустили? Тоже русских?

Цвелев. Армянина, еврея, двух татар. Да разница-то какая?! Не пойму…

Кун. Арестован, стало быть, полный крымский интернационал, а к стенке поставлен только русский? От кого мы, мать твою, полуостров очищали и очищаем – от контры или от русского народа?! Наверняка этот вопрос в Москве был так поставлен – и направили к нам проверяющего не из ЧК, не из партконтроля, а из наркомата по делам национальностей! Это ты тоже не понимаешь?! А что мы не имели от ЦК, или от Реввоенсовета, или от Дзержинского, на худой конец, ни одного письменного распоряжения пускать в расход зарегистрировавшихся врангелевцев – ты понимаешь?! Понимаешь, что слова Троцкого, на которые мы любим ссылаться[21], могли быть сказаны сгоряча, спьяну, в бреду… Или вообще сказаны якобы?! Сказаны, а не написаны!! Что молчишь?! Понял, наконец: тотальная очистка Крыма наверняка будет расценена как наша личная инициатива!!! Моя, Землячки[22], Пятакова[23], Реденса[24], твоя!.. (Отдышавшись.) Кто у тебя еще в тюрьме?

Цвелев. Учитель истории в нашей гимназии. И брат его, приват-доцент Петроградского университета. Тоже историк.

Кун. Русские?

Цвелев. Интеллигенты, пришла пора и с ними разобраться.

Кун. Ах, какая планомерность! Когда же намечено разобраться с интеллигентом Максимилианом Волошиным, по просьбе которого ты много кого пощадил? Он тоже, наверное, вас, «глухарей», жалел? Может, даже стихи вам посвящал: баллады, сонеты, стансы?

Цвелев. Жалел… А насчет стихов не знаю, что в них толку? Скоро и с ним разберусь.

Кун. Опоздал, партизан! Волошин умнее караима оказался, сбежал от тебя в Симферополь. Ладно, пусть там пока попыхтит, посочиняет… Кто еще в тюрьме по твоей линии?

Цвелев. Доходяга один, завзятый кокаинист, офицер из штаба Слащова.

Кун. Наконец-то, хоть один белогвардеец! Теперь слушай внимательно! Арестуешь завтра одного богатого еврея, одного богатого крымчака и любого татарина. Вместе с анархистами, братьями-историками, офицером и караимом будет десять человек. Всех их я через день от тебя заберу. Понял?!

Цвелев. Не понял, но выполню.