Фашизм: идеология, политика

Особенно широко распространились воззрения на государство как «органическую форму Жизни», как «физиономию исторического бытия человечества» во время и после первой мировой войны. Под воздействием мировой войны в буржуазном обществе усилилась тяга к авторитарным методам правления, выросло политическое могущество монополий, их влияние на государственный аппарат. В этих условиях подвергается острым нападкам сложившаяся в русле классического либерализма концепция «государства — ночного сторожа»[14]. Шпенглер и другие буржуазные идеологи, опровергая эту концепцию, отвергая лозунг «laissezfaires», т. е. призыв к свободе от государственного вмешательства в сферу «гражданского общества», доказывали, что государство — это не механическая совокупность отдельных граждан, но живая целостность. Государство — не отвлеченный субъект права и не совокупность юридических норм, но конкретная форма «жизни». Государство — не придаток правопорядка, но развитие витального принципа самосохранения. Государство — не надстройка над общественной реальностью, свойственная определенным ступеням в жизни человека, но реальная необходимость, обусловливаемая самим началом жизни, и т. д. и т. п. Они требовали подчинения «эгоистического» индивидуума «целому», «общему благу», олицетворением которого и объявляли государство, сильное и могущественное.

Разоблачая все эти псевдотеоретические изыскания буржуазных идеологов, В. И. Ленин отмечал, что «сила, по буржуазному представлению, это тогда, когда массы идут слепо на бойню, повинуясь указке империалистических правительств. Буржуазия только тогда признает государство сильным, когда оно может всей мощью правительственного аппарата бросить массы туда, куда хотят буржуазные правители»².

Фашистские идеологи во многом опирались на воззрения своих реакционных предшественников. Итальянский фашистский философ Джентиле доказывал, что либеральное государство не может осуществлять общую волю, поскольку оно основывается на ложном понимании свободы. Определяя свободу как право, а не как долг, оно превращает индивидуума в источник свободы, противопоставляя его, таким образом, государству, которое превращается просто-напросто в посредника, примиряющего индивидуалистические интересы и игнорирующего высшую реальность — интересы нации. Первостепенная же роль государства, по Джентиле[15], заключается в том, чтобы взять на себя претворение в жизнь национального предназначения. И поскольку государство претворяет в жизнь судьбу нации, оно должно обладать неограниченной властью, она должно быть тоталитарным. Оно должно быть силой «универсально-духовной», «универсально-этической», оно должно аккумулировать всю национальную энергию, освободить национальный организм от тлетворного влияния чужеродных элементов и т. д. и т. п. И если буржуазные теоретики эпохи либерализма воспевали, выражаясь современным языком, «плюрализм» идей и действий индивидуумов (так, например, американский просветитель и гуманист Генри Торо писал: «Если человек не шагает в ногу со своими спутниками, может быть, это оттого, что ему слышны звуки иного марша? Пусть же он шагает под ту музыку, какая ему слышится, хотя бы и отдаленную»²), то фашистские теоретики требовали «единства мыслей и действий» всех индивидуумов, их подчинения целому, абсолютному.

Уже в первой партийной программе итальянских фашистов (1921) было записано: «Партия рассматривает государство не как простую сумму индивидов, живущих в определенное время и на определенной территории, но как организм, содержащий в себе бесконечные ряды прошлых, живущих и будущих поколений, для которых отдельные индивиды представляются лишь преходящими моментами. Из этой концепции общества партия выводит категорический императив: индивиды и группы (категории, классы) должны подчинять свои интересы высшим интересам национального организма»³.

«Разъясняя» концепцию фашистского государства, Муссолини провозглашал: «Фашизм понимает государство как абсолют, по сравнению с которым все отдельные лица или группы имеют относительное значение. Тот, кто говорит фашизм, тот имеет в виду государство»⁴. «Все в государстве, ничего вне государства» — эти слова Муссолини были своего рода формулой фашистского тоталитарного государства. Лидер испанской фаланги Примо де Ривера также провозглашал: во имя единства все классы и индивидуумы должны подчинить себя общему закону. Государство должно быть орудием на службе этого единства, в которое оно должно уверовать. Все, что противостоит этому глубоко органичному единству, должно быть отброшено, даже если большинство стоит за него. Мосли в том же духе заявлял:. «Движение является фашистским, так как оно… основывается на высоком понимании государства…признает необходимость авторитарного государства, стоящего выше партии и фракционных интересов» Г