Фашизм: идеология, политика

Итальянские фашисты в своей системе духовной обработки масс также делали упор на такие «высшие и святые ценности», как нация и государство, также провозглашали готовность сражаться и умереть во имя нации высшей нравственной нормой итальянца. Играя на национальных чувствах итальянцев, фашисты назвали созданную ими массовую организацию молодежи «Опера национале Балилла» — в честь генуэзского мальчика Балилла, который 5 декабря 1846 г. бросил камень в австрийских солдат, что послужило поводом для восстания против чужеземцев. Называя так свою молодежную организацию, фашисты стремились нажить (и наживали) капитал на героических событиях национального прошлого Италии.

Спекулируя на таких высоких принципах, как национальное достоинство, долг, верность, авторитет и т. п., итальянские фашисты стремились к одному — привить массам «солдатские доблести», подготовить их к агрессивным, захватническим войнам.

Фашисты в Британии также начинали с призывов к молодежи «посвятить себя делу спасения чести нации», также доказывали, что фашизм — это олицетворение принципов долга, порядка, авторитета, государства, нации и т. п. Так же как и германские и итальянские фашисты, они звали молодежь бороться и жить ради этих высоких принципов. Взамен фашизм предлагал молодым людям форму, возможность подчиняться дисциплине и право требовать дисциплины, возможность командовать другими и высокую честь обретаться вблизи «святая святых» — фюрера.

Могло ли все это привлечь молодежь к фашизму? Конечно. Ибо оказывается, что разрешение всех трудных проблем весьма простое: надо любить, почитать и слушаться Гитлера, Муссолини, Мосли, надо быть сильными, надо действовать, действовать, чтобы «возродить» «новую», «единую», «мужественную», «сильную» Германию, Италию, Англию! Как пишет Мэллали, в практику фашистов не случайно входило провоцирование инцидентов. Если на каком-либо собрании по окончании доклада кто-нибудь в зале вставал, чтобы сделать замечание или задать не угодный фашистам вопрос, на него немедленно налетала группа «распорядителей», которая избивала его на глазах у публики и вышвыривала из зала. Делалось это с целью показать присутствующим мужественность и беспощадный характер фашистского движения. Это вам не словесные бои. Это — действие[384].

Фашизм, фашистское государство, продолжает далее Мэллали, — это деловое предприятие. Оно не пытается примирить противоречия ни в отдельном человеке, ни в государстве. «Если вы с кем-нибудь не согласны, отдать приказ — дело более скорое, чем вступать в споры. Спор — это не деловое разрешение вопроса. Примирением могут заниматься женщины; в новом, насквозь мужественном движении ему не место». Именно так, подчеркивает Мэллали, фашизм пробуждал к жизни самые дикарские инстинкты как в отдельных людях, так и в масштабах целого государства. И фашистам удалось создать своего рода «единство»: единство каннибалов, исполняющих военную пляску[385].

Почему фашистам удалось пробудить в человеке, и столь быстро, все примитивное, глупое, низкое, недоразвитое? Как удалось им превратить ординарного бюргера в преступника, в убийцу? Ответ опять-таки нужно искать в психологии мелкой буржуазии, на которую фашизм опирался как на свою массовую социальную базу. П. Алатри в своей книге, посвященной анализу фашизма в Италии, воспроизводит очень точную характеристику мировосприятия мелкой буржуазии, данную Луиджи Сальваторелли: «Сущность мировоззрения мелкой буржуазии, получившей гуманитарное воспитание, исчерпывается одним-единственным словом — риторика... она владеет так называемой общей культурой, которую можно было бы назвать «безграмотностью грамотных». Она, эта общая культура, заключается в весьма поверхностных историко-литературных познаниях... Все их обучение сводится к массе общих, абстрактных, сведений, предназначенных для механического запоминания без какого бы то ни было критического осмысления и без всякой связи с историческим процессом и повседневной действительностью. Поэтому у мелкой буржуазии, воспитанной в таком духе, наблюдается тенденция к догматизму, к легковерию в ipsi dixit (в авторитеты), стремление заменить живое дело и глубокую мысль одними словами да позой, слепая вера в раз и навсегда установленные и неоспоримые истины». В итоге мелкий буржуа «выдумывает некий фантастический абстрактный идеальный мир и игнорирует действительные ценности современного мира; когда же он сталкивается с этим миром без прикрас, он чувствует к нему какую-то смесь морализующего и неумного отвращения и безграничной зависти. Капиталист для него — акула эксплуатации, а квалифицированный рабочий — выскочка, который незаслуженно пользуется большим вниманием, чем он сам. Этому миру, который он считает чисто материалистическим, мелкий буржуа противопоставляет свой идеальный мир; экономической реальности производящих и борющихся классов он противопоставляет миф об абстрактной и трансцендентной нации, думая таким путем утвердить — вопреки ненавистным ему производительным классам — свое нравственное превосходство.