Фашизм: идеология, политика

Фашизму нужны были не рассуждающие и думающие люди, а выдрессированное, одержимое шовинистической ненавистью солдатское стадо, готовое безоговорочно уничтожить всех, кого фашисты назовут «врагами немецкого народа». Расистские, шовинистические измышления фашистов были призваны «открыть» «глубинные» корни агрессивности и ненависти в самой человеческой натуре, пробудить в человеке его самые низменные инстинкты. Отсюда у фашистских теоретиков и безудержная зоологизация всего понимания личности. Они доказывали, что неверно считать, будто отличие человека от животных состоит в том, что у животных господствует инстинкт, а у человека — интеллект. Инстинкты раскрываются как источники силы и у человеческого существа, влечения же могут быть рассмотрены как врожденные силы инстинктов.

Фашисты откровенно объявляли идеалом «нового человека» солдата, жестокого, жаждущего крови солдата. В войне с «врагом» не должно быть никакой жалости, никакой пощады. «Никакой жалости, жестокость... Сильнейший владеет правом. Нужна величайшая жестокость», — цинично разглагольствовал Гитлер. «Кто может оспаривать мое право уничтожать миллионы людей низшей расы, которые размножаются как насекомые? — продолжал фюрер. — ...Будущая война будет ужасной, кровавой, жестокой. Но война наиболее жестокая, война, которая не будет делать разницы между военными людьми и мирными жителями, будет также войной наиболее приятной. Я хочу войны, и все средства для меня хороши. Война будет вестись по-моему, война — это я»[302].

По отношению к «врагам» фашисты не признавали никаких моральных принципов, напротив, оправдывали самые бесчестные поступки, более того, возводили их в ранг доблести и образцов для подражания, если они служили интересам расы и нации. Верность фюреру — вот единственный «нравственный» принцип, которым должны были руководствоваться арийцы. В отношениях с представителями других рас и народов такие принципы, как честь, совесть и т. п., исключались[303]. Гитлер лично провозгласил человеконенавистнический тезис: «Я освобождаю человека от унижающей химеры, которая называется совестью... Я имею то преимущество, что меня не удерживают никакие соображения теоретического или морального порядка... Я провожу политику силы, не беспокоясь о мнимом кодексе чести»[304].

Свои человеконенавистнические замыслы по отношению к другим народам фашистские заправилы пытались «оправдать» и геополитически. Германии, находящейся в центре Европы, геополитически предопределено расширять свои границы во все стороны, твердили Гитлер, Розенберг, Геббельс и др.

Спекулируя на тезисе «народ, нация без жизненного пространства», Гитлер нагло оправдывал и прославлял захватнические войны. «История всех времен — история Римской империи и Британской империи — доказала, что всякая территориальная экспансия возможна лишь путем преодоления сопротивления и в результате риска. Неизбежны даже неудачи. Ни раньше, ни теперь не существовало территории без владельца. Нападающий всегда сталкивается с владельцем. Поэтому проблемы, стоящие перед Германией, могут быть разрешены лишь силой... Обстоятельства должны быть приспособлены к целям. А это невозможно без вторжения в иностранные государства или посягательства на чужую собственность»[305], — разглагольствовал Гитлер. В том же духе «рассуждал» и Геббельс. «Нам необходимо жизненное пространство. А что это означает? Определение мы дадим после войны. Когда эта война закончится, мы станем хозяевами Европы. Тогда мы станем вновь принадлежать к имущим нациям, тогда у нас будет сырье и ресурсы, и тогда нашей собственностью станет крупная колониальная империя... Мы, национал-социалисты, всегда стояли на той точке зрения, что в 1918 г. война не завершилась. Наступил лишь большой перерыв. Заключительный акт разыгрывается сейчас. Эта драма закончится немецкой победой и не станет трагедией»[306].