«Нам говорят о европейской цивилизации, но все, что я вижу здесь, — это варварство», — заметил один из африканских борцов с расизмом, проживающих в Германии. Ситуация ухудшилась до такой степени, что впервые со времён Второй мировой войны иммигранты начали покидать Германию, чтобы найти убежище в других государствах. Верховный суд Великобритании, страны, не замеченной в проведении либеральной иммиграционной политики, привлёк к себе внимание решением предоставить убежище беженцу из Судана, опасавшемуся за свою жизнь в случае отправки его обратно в Германию. Голландия также распахнула двери перед иностранцами, изгоняемыми из Германии. Остававшиеся на территории фатерланда лица, прибывшие в страну в поисках убежища, подвергались сомнительным процедурам, напоминавшим расистские практики Третьего рейха. Новые правила, принятые Министерством внутренних дел Германии, предписывали лицам, не являвшимся гражданами ЕС или США и обращавшимся с просьбой о виде на жительство, пройти измерения черепа и носа. Официальные опросники для иммигрантов содержали специальный вопрос о форме носа. Немецкая форма носа обозначалась «нормальной», а всем «ненормальным» формам приписывались соответствующие условные обозначения[605]
.По мере того как росло число нападений на иностранцев, участились и антисемитские преступления. В 1992 году неонацистские вандалы забросали бутылками с зажигательной смесью «еврейские бараки» в концентрационном лагере Заксенхаузен. Это было всего лишь одно из 80 осквернений, произошедших в том году. Всплеск преступлений, вызванных ненавистью к евреям, происходил на фоне латентного антисемитизма, сохранявшегося в немецком обществе. После Второй мировой войны респектабельным немцам было «некошерно» открыто высказывать подобные настроения, поэтому «козлами отпущения» стали другие национальные меньшинства. Однако это табу также рухнуло вместе с Берлинской стеной. Опрос общественного мнения, проведённый в 1991 году журналом «Шпигель», показал: 62% немцев полагали, что лучше будет «подвести под прошлым черту» и «не говорить так много о преследованиях евреев». Другое исследование, проведённое на следующий год, показало, что 36% немцев были согласны с утверждением, что «евреи обладают слишком большим влиянием в мире»[606]
.Когда в Германию начали прибывать еврейские беженцы из Советского Союза, министр внутренних дел Баварии Эдмунд Штойбер рекомендовал оставить в Германии только тех, у кого там проживали члены семьи. Редакционная статья в газете «Frankfurter Rundschau» оценила предложение Штойбера как «неприличную сатиру», принимая во внимание тот факт, что большая часть немецких евреев систематически уничтожалась нацистами[607]
. Те из них, кто пережил войну, оставшись в Германии, все равно рассматривались как евреи, а не как немцы. Это имело под собой юридическую основу, восходящую ещё к Третьему рейху. По немецким законам, определяющим гражданство по этническому принципу, а не по рождению или проживанию на территории Германии, немецкая и еврейская кровь различаются между собой. Одержимость «немецкой кровью» снова вышла на первый план, когда помощники канцлера Коля, включая и министра здравоохранения, потребовали прекратить использование «иностранной крови» в немецких клиниках[608].Сам канцлер также не брезговал использованием антиеврейских предрассудков, если это было необходимо для завоевания критически важных голосов избирателей. В марте 1992 года Коль встретился в Германии с покидавшим свой пост президентом Австрии Куртом Вальдхаймом. Это был первый визит бывшего генерального секретаря ООН в западную страну после произошедшего шестью годами ранее разоблачения участия Вальдхайма в чинившихся немцами в годы войны расправах на Балканах. Когда несколько еврейских организаций выразили своё неудовольствие визитом, Коль оборвал их, заявив: «Я ни в чьих советах не нуждаюсь»[609]
.В большей степени заранее рассчитанные, нежели импровизированные, подобные жесты были направлены на то, чтобы заручиться поддержкой Христианско–демократического союза среди консерваторов в то время, когда ультраправые партии, после небольшой паузы в момент объединения страны снова стали демонстрировать свою растущую популярность на выборах. В апреле 1992 года республиканцы взяли 11% голосов на земельных выборах в Баден–Вюртемберге, в результате чего Христианско–демократический союз утратил сохранявшиеся в течение 20 лет лидирующие позиции в регионе. Соперник «Республиканцев» из числа ультраправых «Германский народный союз» (Deutsche Volksunion, DVU) преодолел пятипроцентный барьер и провёл своих кандидатов в земельные парламенты Шлезвиг- Гольштейна и Бремена. Названный американской военной разведкой «неонацистской политической партией» «Германский народный союз» во главе с Герхардом Фраем был ненамного более экстремистским, чем партия Шёнхубера. Однако острое личное соперничество помешало двум лидерам ультраправых сформировать единый фронт.