Фата-Моргана 2

– Заметил. Где-то через полчаса она начала нервничать, зевать. Она хотела, чтобы я зашел в кабинет к… Она хотела, чтобы я с ним поговорил, как будто ничего не произошло. Аманда, у меня не хватило смелости.

– Понятно. Тем более, что у дома с постоянно закрытыми ставнями, с этими старомодными тяжелыми постоянно задернутыми двойными красными портьерами такой мрачный вид.

– Да,– еле слышно произнес Джон,– и потом – музыка… Она играет целый день. Музыка позапрошлого века. Дебюси, Стравинский. Ничего, кроме Дебюсси, Стравинского и Бетховена. Можно сойти с ума.

– Виктор очень любил этих композиторов,– сказала Аманда, отложив пилку. Она вытянула руки и, прищурив глаза, начала рассматривать ногти, сравнивая их по длине.

– Да, он их любит и теперь.

– Не говори глупостей! – крикнула Аманда и рассмеялась ему в лицо.– Ты говоришь так, словно эта кукла может разбираться в музыке.

– Послушай, Аманда. Я понимаю, что это невероятно, но я видел своими собственными глазами, -как он покачивал головой и постукивал рукой в такт.

– Ты больше шагу не ступишь в ее дом,– сквозь зубы процедила Аманда, вскочив с кресла.– Или ты свихнешься, как твоя сестра.

Она нечаянно задела столик, журнал упал, и из него выкатилась сигарета с гипнофеном.

Побледнев, Джон, поднял ее. Он покачал головой, сжал сигарету в кулаке, намереваясь раздавить ее, но, передумав, аккуратно положил обратно на журнальный столик и молча отвернулся от жены.

– Ну? Что ты застыл, как истукан? – закричала Аманда.Ты снова намерен устроить мне сцену. Валяй, не стесняйся!

– Но это же самоубийство, Аманда.

– Опять та же проповедь. Ты бы лучше попробовал закурить, чем шататься вечерами без дела.

– Ты не в своем уме. Ты не сознаешь, что все глубже увязаешь в пороке, более того – реальность кажется тебе пошлой и неинтересной. Если так будет продолжаться, ты потеряешь вкус к жизни…

– Вкус к жизни! Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему начинают курить гипнофен? Отвечай! Ты путаешь причину и следствие, Джон. Начинают, когда вкус к жизни потерян давным-давно и всеуже поблекло, опустело и лишено смысла…

– Замолчи! – взмолился Джон.– Стыдно этим заниматься. Возможно, я изменился, не всегда внимателен к тебе. Но и ты тоже совсем не та, что раньше. И потом, я не делаю из этого драмы. Я держу себя в руках. А ты… ты… у тебя нет ни капли воли, если ты так легко прибегаешь к удовольствиям воображаемого рая.

Аманда побледнела.

– Все это ты скажи своей сестре…

– Аманда!

– Тебя послушаешь, так курить гипнофен стыдно. Это… это воображаемый рай, как ты говоришь. А что же тогда с Эдит? Разве она не поступает еще хуже, чем я? А?

– Не говори глупостей.

– Нет, это не глупости. То, что она делает – намного хуже…– Аманда быстро прошла взад и вперед по комнате, резко повернулась на каблуках и встала прямо перед встревоженным Джоном.

– Как ты думаешь, Джон, как они проводят время? – спросила она с хищным выражением лица.

– Гм… Они слушают музыку.

– Хорошо. А потом?

– Потом они разговаривают. Ты прекрасно знаешь, что Виктор может говорить.

– Не зови его Виктором,-истерично взвыла Аманда. Она замолчала, но быстро пришла в себя и добавила мягким, нежным голосом с ироничной ноткой,– таким образом, значит, они. слушают музыку, беседуют. Ты не думаешь, что они должны заниматься и другими вещами?

– Может быть. Я думаю, что он сможет также, плохо ли, хорошо ли, сыграть в покер или в шахматы…

– Какой ты наивный, Джон! Я говорю совсем о другом, о другом! Ты понимаешь меня? Джон отшатнулся от нее.

– Берегись, Аманда! Ты переходишь все границы!

– Она сама это сказала! – с триумфом воскликнула Аманда.

– Ты лжешь! Она не могла сказать тебе такое!

– Тем не менее, это правда.

– Ты, должно быть, неправильно ее поняла.

– Ничего подобного. Послушай, Эдит определенно мне в этом не призналась, но я сама все прекрасно поняла. Вчера я почувствовала это по некоторым намекам, которые только мы, женщины, способны понять. Я бы скорее умерла; чем позволила этому чудовищу прикоснуться ко мне.

– Прошу тебя,– взмолился Джон.– Прекрати говорить глупости. Она обожала своего мужа, он мертв, но она не может смириться с тем, что его не стало в ее жизни. Она может сойти с ума перед его фотографией.

– Это не фотография,– сказала Аманда, чеканя каждое слово.-То, что Эдит прячет под замком, отнюдь не фотография.

– Согласен! – радостно воскликнул Джон.– Это не фотография. Это автомат, у него в груди шестеренки. Соматический двойник – назовем его так, если ты хочешь, но для нее он Виктор, пойми ты. Мыспорили об этом уже тысячу раз. Ты, Аманда, из-за гипнофена все видишь в извращенном свете и теперь не нашла ничего лучшего, как очернить мою сестру.

Аманда пожала плечами и отошла к окну.

– Оставь меня,– сказала она хриплым голосом.– Ты испортил мне день. Поди прочь!

Ответом ей были приглушенные шаги по ковру и гневный хлопок дверью.

Аманда еще немного постояла у окна. Потолок подрагивал от тяжелых шагов Джона на террасе. Она отодвинула занавеску и посмотрела на небо, на золотую сферу заходящего солнца.