Фата-Моргана 2

Она немного повернулась в его сторону и смотрела, как он подвинул шатающийся стул, и сел, и принялся есть, а через некоторое время он увидел, что ее зеленые глаза не отрываясь смотрят на него, что очень его раздражало, и он сказал, кусая яблоко.– Почему ты не попробуешь? Это вкусно.

– То… что ем я… лучше,– объяснила она мягким голосом, заикаясь и бормоча, и он снова скорее почувствовал чем услышал едва заметный неприятный оттенок в ее словах.

Его охватило внезапное подозрение, когда он вспомнил ее последнее замечание – неясное напоминание об ужасных рассказах, которые он слышал в прошлом у костров во время привалов,– и он повернулся на своем стуле и посмотрел на нее: едва уловимый, необъяснимый страх стал подкрадываться к нему. Что-то было в ее словах – в тех, которые она не сказала,что-то угрожающее.

Под его взглядом она робко встала, ее большие зеленые глаза с пульсирующими зрачками встретились с его глазами и выдержали этот взгляд. А ее губы были ярко красного цвета, а зубы – острые.

– Чем же ты питаешься? – потребовал он ответа. И затем, после некоторой паузы, очень тихо.– Кровью?

Она довольно долго пристально смотрела на него, ничего не понимая, а потом нечто похожее на насмешку искривило ее губы, и она сказала презрительно: – Ты думаешь, я… вампир, да? Нет, я – шамбло!

При этом в ее тоне отчетливо послышались презрение и насмешка, но также безошибочно она знала, что он имел в виду, принимала как логическое подозрение – вампир! Сказка – но сказка, с которой это нечеловеческое существо было хорошо знакомо. Смит не был легковерным человеком, не был и суеверен, но он сам уже повидал слишком много странных вещей, чтобы сомневаться, что в основе самых невероятных легенд мог лежать реальный факт. А в этом существе было что-то невыразимо странное…

Он некоторое время раздумывал над этим, пока ел яблоко. И хотя он хотел спросить ее о многом, он все же не сделал этого, так как знал, что это ни к чему бы не привело.

Он не сказал более ни слова, пока не съел мясо, потом яблоко, за ним другое, и не убрал со стола, бросив банку в окно. Затем он откинулся на спинку стула и стал наблюдать за девушкой из-под полуопущенных век, причем глаза его казались бесцветными на лице цвета дубленой кожи. И он снова обратил внимание на прелестные коричневые округлости ее тела, мягкие, как бархат – нежнейшая плоть под обрывками красной ткани. Может, она вампир, она явно не человек, но необычайно привлекательна, по крайней мере, сейчас, сидя рядом в покорной позе, опустив голову в красном тюрбане, положив когтистые пальцы рук на колени, так они сидели некоторое время молча, и тишина дрожала между ними.

Она была так похожа на женщину – нежная, и покорная, и робкая, мягче самого мягкого меха, только если б он мог позабыть о ее когтистых руках и пульсирующих глазах – и эту необъяснимую непохожесть, которую невозможно выразить словами… (Неужели ему лишь померещился красный, движущийся локон? Неужели сегир был причиной того отвращения, которое он остро почувствовал, когда держал ее в объятиях? Почему чернь так жаждала ее крови?) Он сидел и пристально глядел на нее, и, несмотря на тайну, которая окружала ее, и на подозрение, которое сверлило его мозги,– она обладала таким чудесным, нежным, округлым телом, которое почти не прикрывали обрывки одежды, что он постепенно ощутил, как кровь его застучала в висках, а внутри словно обожгло жаром – коричневое, девственное создание стояло с опущенными глазами – затем ее веки поднялись и зеленые кошачьи глаза встретились с его глазами, и снова мгновенно проснулось отвращение, испытанное им в последнюю ночь, как предупреждающий колокол, который раздавался в нем всякий раз, когда встречались их взгляды – она все же была зверем, слишком гладкая и слишком мягкая, чтобы быть человеком, и эта внутренняя непохожесть… Смит пожал плечами и сел. У него было много недостатков, но слабость плоти не являлась среди них самым главным.

Он кивнул девушке, чтобы она шла спать на свою постель в углу, и пошел к своей кровати. Он заснул глубоким здоровым сном, но потом вдруг неожиданно и полностью проснулся в том внутреннем возбуждении, которое предвещает нечто значительное. Он проснулся, когда комната была залита сиянием лунного света, и было так светло, что он мог рассмотреть красные лохмотья девушки, когда она села на своей постели. Она не спала, она сидела, повернувшись к нему плечом, опустив голову, и предостерегающее чувство поползло, обжигая холодом, по его спине, в то время как он наблюдал за тем, что она делала. И это было нечто совершенно естественное для девушки,для любой девушки, везде. Она развязывала свой тюрбан.

Он глядел, не дыша, и предчувствие чего-то ужасного необъяснимо шевельнулось в его сознании…

Красные складки разошлись, и – и теперь он знал, что это был не сон – снова красный локон спустился вниз к ее щеке… неужели это были волосы? Локон?.. толстый, как червяк, он тяжело опускался вдоль мягкой щеки… краснее крови итакой же толстый, как ползучий червь… он полз, действительно, как червь.