Фата-Моргана 3

Враг материализовался посреди мечты одного из противников и начинал атаку!

Никто не мог пережить убийство своей собственной мечты!

НИКТО!

НО МЕНЯ ОНИ НЕ ТРОНУЛИ! Я не двинулся с места, лежал на земле, уткнувшись лицом в грязь и затаив дыхание; перед моим мысленным взором была чудесная птица моей юношеской мечты. НО МОЯ НАСТОЯЩАЯ МЕЧТА НАХОДИЛАСЬ ЗА МНОГО СВЕТОВЫХ ЛЕТ ОТСЮДА! Здесь только символ, облако синих перьев, воспоминание детства – чувство раскаяния, угрызения совести, страницы интимного дневника! МЕНЯ ОНИ НЕ ПОЛУЧАТ!

Далеко вверху птица открыла свой клюв и прокаркала голосом доктора Берга:

– Еще один маленький рывок! Давай!

…но он глядел сквозь прищуренные веки. Влажная грязь отражала образ птицы: ее крылья были широко распахнуты, словно паруса бригантины, а ее клюв был огромным сапфиром, глыбой льда невыносимой синевы. Это не мечта, это кошмар, не мечта, не моя мечта, о, моя любимая, мое дитя, моя куколка с ароматными волосами!

(ПЕЙЛИС, НАПРЯГИТЕСЬ, ПЕРЕСТАНЬТЕ НЕСТИ ЧЕПУХУ!)

ПОТОК СТАНОВИТСЯ ВСЕ БЫСТРЕЕ, МЫ ПОЙМАЛИ ЕГО, ПОЙМАЛИ ЕГО. ОН НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ДОЛЖЕН ОПРОКИНУТЬ, ОН ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ ОБ ЭТОМ. ОН НЕ МОЖЕТ ПОДОХНУТЬ ИЗ-ЗА МЕНЯ!

Тело Пейлиса встало на дыбы, словно ему под ногти загнали иголки или ломали руки и ноги ультравибратором.

…в этой грязи он увидел отражение гигантской птицы, которая кружила над ним. Эта удивительная птица приближалась к нему, описывая круги, как лунь или ястреб-перепелятник, который приближается с неба к своей жертве. Пейлис больше ничего не мог видеть. Небо исчезло, закрытое крыльями чудовища. Берг молчал, и орудия тоже молчали. Все вокруг дышало смертью. Птица, казалось, скользила в невидимой воздушной воронке, описывая незримую спираль (как древняя пуля из нарезного оружия), устремляясь к Лесу, который пытался раствориться в грязи, словно дождевой червь.

(ПЕРЕСТАНЬТЕ ПОРОТЬ ЧЕПУХУ, ПЕЙЛИС, МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ ПРАВДУ!)

…он перекатился на другой бок, как искусный и тренированный боец, которого из него сделали. Он направил свое оружие в небо и выстрелил в синеву снопом яркого оранжевого пламени. Птица издала жалобный, придушенный крик, слабый стон, вырвавшийся из нежного горла, и с неба на него стало падать причудливо изломанное тело женщины, которую он хорошо помнил; однако то, что упало в грязь возле него, было всего лишь черным предметом, похожим на обугленный зародыш.

Доктор Берг выронил авторучку. Рев, который издал подопытный, был похож на крик проклятых душ в глубине ада из древних car. Мужчина вскочил с такой силой, что оторвал металлические крепления от подлокотников никелированного кресла.

Он на мгновение выпрямился, стоя в центре маленького красного помещения, глаза его округлились и пылали. Потом его фигура осела, и жуткий запах горелого мяса распространился по лаборатории. Прошло две минуты, но доктор Берг, полковник, который никогда не курил, и молодой человек с нежными чертами лица все еще молча стояли и смотрели на почерневшую, спекшуюся массу на пластике, покрывавшем пол, от которого в обе стороны отходили две металлические полосы.

Она ждала его дни и ночи. Их брак не был зарегистрирован, и она знала, что не имеет на него никаких прав. На пятый день она вышла на балкон семьдесят шестого этажа, откуда был виден весь город, закрыла глаза и перевалилась через перила. Где-то вдали кричала птица.

…потому что никто не может пережить убийство своей собственной мечты.

Пьер Бери Они

Конечно, господа, я не совершил в сво ей жизни ничего великого. Или, точ нее сказать, почти ничего. Но однажды ночырЧ! создал семнадцать фигур гео мантии. С этой ночи я слеп и руки мои мертвы.

Гастон Конор.

На этот раз ОНИ схватили-таки ее.

Инна Редлоу падала, падала к звездам. Она знала, что это падение будет бесконечным. В течение столетий она будет погружаться в бездну неба, окруженная ими, не имеющими названия, беспрестанно мучившими ее. На своем лице и коже она чувствовала их отвратительные, липкие конечности, но хуже всего было другое: посапывание их отверстий, которые, возможно, были их ртами. И всю вечность ощущать на себе это присасывание, означавшее симпатию этих нелюдей…

Умереть…

Инна думала о приземлении, которое ей предстояло, она слышала торжественные слова: "Dona eis requiem, Domine". Господи, упокой их. О, как она завидовала мертвым, как ревновала к ним. Для Инны Редлоу никогда не будет ни покоя, ни смерти.

Боже мой! Почему Уильям оставил ее, зачем ему надо было принимать участие в каждой из этих глупых встреч бывших школьных друзей? Это в конце концов и было основанием для страха Инны.

Он, конечно, счел бы этот страх НЕРАЗУМНЫМ. Неразумным – это было его любимое словечко. У всех мужчин есть любимые словечки. "Я не могу себе позволить отклонить это предложение друзей, ты же понимаешь, дорогая! Встреча продлится только три дня". ДРУЖБА тоже была его любимым словечком. Все мужчины любят говорить о товариществе и культе дружбы, как о чем-то священном. Женщины, утверждают они, не могут понять,у них отсутствует принципиальное понимание дружбы.