— Это, — сказал он странным, равнодушным голосом, — интересная дедукция.
— После того как я неохотно признал свои предпосылки, продолжал Каррсбери, — все стало ясно. Циклические, шестимесячные процентные колебания — я тотчас же понял, что Моргенштерн из финансового управления должен быть подвержен депрессии с шестимесячными фазами, иначе произойдет расщепление личности, одна половина которой будет мотом, а другая — скрягой. Я установил, что нужно прощупать первое. Почему прекратилось культурное развитие? Потому что правитель Хобарт решил быть консервативным. Почему это привело к буму во внеземных исследованиях? Потому что Май-Элви поддался эйфории.
Фи удивленно посмотрел на него.
— Ну конечно, — он развел тощими руками; из одной, как струйка зеленого дыма, выполз газоид.
Каррсбери окинул его острым взглядом.
— Да, я знаю, что вы — ты и многие другие — извращенным образом осознаете различия между вашими личностями, даже если в них всех нет существенных отклонений… Но продолжим! Как только я осознал ситуацию, курс мой изменился. Как душевно здоровый человек, способный преследовать точно определенные реалистические цели, окруженный индивидуумами, непоследовательность и самообман которых я легко мог использовать для себя, я был способен со временем, пойдя на некоторый обман, достичь любой цели, которую я ставил перед собой. Я уже был на правительственной службе. За три года я стал правителем мира. Когда я занял этот пост, мое влияние значительно выросло. Как у человека из анекдота об Архимеде, у меня была точка опоры, с помощью которой я мог перевернуть мир. Я был способен — под различной маскировкой и предлогами — издавать законы, смысл которых заключался в том, чтобы успокоить одолеваемые неврозами массы. Таким образом, я свел к минимуму возбуждающие и стимулирующие факторы, ввел строго регламентированную и упорядоченную программу жизни. Повлияв на своих коллег по службе, я позаботился о том, чтобы привести в относительный порядок все дела мира, — по крайней мере, я смог предотвратить самое худшее. Одновременно я разработал свой десятилетний план. Я составил группу возможных разновидностей, которых я тщательно проверил на отсутствие у них невротических тенденций, и стал обучать их в относительной изоляции, давая им сведения сначала понемногу, потом во все большем количестве, инструктируя их, чтобы они затем в свою очередь сами могли давать инструкции.
— Но это… — довольно возбужденно начал Фи, готовясь вскочить.
— А что? — быстро спросил Каррсбери.
— Ничего, — подавленно пробормотал Фи и осел в своем кресле.
— Так это было в общих чертах, — голос Каррсбери внезапно стал более мягким, — за исключением некоторых второстепенных подробностей. Я не мог позволить себе действовать без защиты. Слишком многое зависело от меня. Всегда существовала опасность, что я паду жертвой плохо скоординированного, но тем не менее эффективного насилия, которое мои коллеги по службе не смогут мгновенно и тактично взять под контроль. Я совершил опасный шаг только потому, что у меня не было альтернативы. Я создал… — взгляд его теперь скользнул к узкой щели в боковой стене, — свою тайную полицию. Есть один вид душевной болезни, известный как паранойя: преувеличенно подозрительное поведение, связанное с манией преследования. Я воспользовался полевой техникой из двадцатого столетия, чтобы при помощи гипноза имплантировать эту идею фикс нескольким несчастным индивидуумам: их жизни зависят от меня, мне угрожают со всех сторон и меня нужно защитить любой ценой. Это отвратительный метод, хотя цель и была достигнута. Я буду рад, очень рад, если этим все и закончится. Ты же понимаешь необходимость этого шага, не правда ли?
Он вопросительно посмотрел на Фи — и с испугом обнаружил, что этот индивидуум улыбается ему пустой улыбкой, а между его пальцами свисает газоид.
— Я прорезал отверстие в своей кушетке, и множество этих штук вылезло наружу, — объяснил Фи невинным тоном. — По всему моему кабинету натянуты канаты из этого. Иногда я спотыкаюсь об них. — Его пальцы искусно разминали комок и превращали его в пугающе прозрачную зеленую голову, которую он тотчас же снова смял. — Странная вещь, — пробормотал он. Разреженная жидкость. Газ со свойствами твердого тела. И это громоздится вокруг мебели по всему моему кабинету.
Каррсбери откинулся в кресле и закрыл глаза. Плечи его обвисли. Он внезапно, почувствовал себя слегка уставшим, он сожалел, что день его триумфа остался позади. Однако он не должен падать духом и показывать это Фи. Фи действительно играл второстепенную роль. Он всегда знал, что Фи, за исключением нескольких проблесков, так же безнадежен, как и остальные. Но, несмотря на это…
— Тебе не надо думать о поле в твоем кабинете, Фи, — сказал он с безрадостным дружелюбием. — Только не теперь. Твой преемник не заботится о том, чтобы вычистить его. Ты же знаешь, что он уже заменил тебя во всех твоих делах.