Фата-Моргана №6

Халсон поднял лопату и последовал за первым могильщиком на кладбище.[58] Первый могильщик был высок, худощав, резок, но весел.

— Разве такую можно погребать христианским погребением, которая самочинно ищет своего же спасения? — спросил первый могильщик.

— Я тебе говорю, что можно, — ответил Халсон, — и потому копай ей могилу живее; следователь рассмотрел и признал христианское погребение.

— Как же это может быть, если она утопилась не в самозащите?

— Да так уж признали.

Они начали копать могилу. Первый могильщик вновь заговорил:

— Требуется необходимое нападение; иначе нельзя. Ибо в этом вся суть: ежели я топлюсь умышленно, то это доказывает действие, а всякое действие имеет три статьи: действие, поступок и совершение; следовательно, она утопилась умышленно.

— Нет, ты послушай, господин копатель… — начал Халсон.

— Погоди, — перебил первый могильщик и углубился в скучную речь о законах. Потом он весело отпустил несколько профессиональных шуток. Халсон пошел к Йогену[59] промочить горло. Когда он вернулся, первый могильщик болтал с двумя джентльменами, которые случайно забрели на кладбище. Один из них был сильно взволнован видом черепа.

Появилась похоронная процессия: гроб, брат умершей девушки, король и королева, священники и лорды. Девушку похоронили, потом брат и один из джентльменов стали ссориться над могилой. Халсон не обращал на это внимания. В процессии участвовала хорошенькая девушка, с темными волосами, короткими, вьющимися волосами и чудесными длинными ногами. Он подмигнул ей. Она тоже подмигнула ему. Он стал медленно приближаться к ней, переговариваясь с ней взглядами.

Потом он поднял лопату и пошел за первым могильщиком на кладбище. Тот был высок, худощав и резок, но не весел.

— Разве такую можно погребать христианским погребением, которая самочинно ищет своего же спасения? — спросил первый могильщик.

— Я тебе говорю, что можно, — ответил Халсон, — и потому копай ей могилу живее; следователь рассматривал и признал христианское погребение.

— Как же это может быть, если она утопилась не в самозащите?

— Разве ты не говорил этого раньше? — поинтересовался Халсон.

— Заткнись, глупец. Отвечай на вопрос.

— Могу поклясться, что все это уже было.

— Черт возьми! Будешь ты отвечать?

— Да так уж признали.

Они начали копать могилу. Первый могильщик углубился в нудную речь о законах. Потом стал отпускать остроты. Наконец Халсон пошел к Йогену выпить. Вернувшись, он обнаружил над могилой двух незнакомцев, а потом появилась похоронная процессия.

В процессии участвовала хорошенькая девушка с короткими, темными вьющимися волосами и красивыми длинными ногами. Халсон подмигнул ей. Она ответила. Он стал медленно к ней пробираться, беседуя с ней взглядами.

— Как вас зовут? — прошептал он.

— Джудит, — ответила она.

— Ваше имя для меня как набат.

— Вы лжете, сэр.

— Я могу это доказать, госпожа. Увидимся ли мы сегодня?

Прежде чем она успела ответить, он взял лопату и поплелся за первым могильщиком на кладбище. Первый могильщик был высоким, худощавым человеком, с резкими, но веселыми манерами.

— Ради Бога! — взмолился Халсон. — Могу поклясться, все это уже было!

— Разве такую можно погребать христианским погребением, которая самочинно ищет своего спасения? — говорил первый могильщик.

— Я же знаю, мы уже прошли через это.

— Отвечай на вопрос!

— Послушай, — упрямо заявил Халсон. — Может, я сумасшедший, может — нет. Но мне кажется, что все это уже было. Это кажется нереальным. Жизнь нереальна!

Первый могильщик покачал головой.

— Himmel Hell Gott! — выругался он. — Этого я и боялся. Lux et veritas.[60] По какой-то загадочной мутации в твоем роду ты стал не похож на других, а теперь вступаешь на опасную дорогу. Ewigkeit![61] Отвечай на вопрос.

— Если я ответил раз, то я уже ответил сотни раз.

— Ветчина с яичницей! — взорвался первый могильщик. — Ты ответил 5 271 009 раз. Черт возьми. Отвечай снова.

— Зачем?

— Ты должен. Все так живут.

— И это называется жизнью? Делать одно и то же? Подмигнуть девушке и не продвинуться вперед ни на один шаг?

— Нет, нет, нет. Donner und Blitren.[62] Никаких вопросов. Это договор, который нельзя нарушать. Так живут все. Каждый человек делает одно и то же вновь и вновь. От этого не избавиться.

— Почему?

— Не могу сказать. Vox poputi.[63] Другие задавали вопросы и исчезли. Я боюсь.

— Чего?

— Наших хозяев.

— Что? У нас есть хозяева?

— Si. Ja. У всех нас. Реальности не существует. Нет жизни, нет свободы, нет воли. Черт возьми. Разве ты не знаешь? Мы… Все мы герои книги. Когда книгу читают, мы пляшем. Читают вновь — опять пляшем. Одно и то же сотни раз. Разве такую можно погребать христианским погребением, которая самолично ищет своего же спасения?

— Что ты несешь? — в ужасе крикнул Халсон. — Мы марионетки?

— Отвечай на вопрос!

— Если нет свободы, нет воли, как можем мы говорить об этом?

— Кто-то читает книгу в полусне. Idem est.[64] Отвечай на вопрос.

— Не буду. Я взбунтуюсь. Я не стану плясать под чужую дудку. Я найду лучшую жизнь. Я найду реальность…

— Нет, нет! Это сумасшествие, Джеффри!