Фата-Моргана №7

Врач приволок с собой тележку на колесиках, похожую на мешок для хранения клюшек для гольфа. Он начал с ней возиться, изо всех сил стараясь расстегнуть пряжки, но странная окостенелость позвоночника мешала ему. Элоиза подумала, что он наверняка носит хирургический корсет для фиксации межпозвоночных дисков или от какой-нибудь другой болезни, сопровождающейся разрушением костей. Каждый раз, когда он пытался нагнуться, лицо его морщилось и он втягивал воздух сквозь гнилые зубы.

— Сестра, — позвал он, и на сцену выбежала сестра, одетая, как для операции, в маске и халате, скрывающем ноги. Доктор и сестра разложили инструменты на полу, все это время зал пил и жевал. Элоиза наблюдала за одним из врачей, который так трясся от артрита, что каждый раз, когда хотел выпить виски, вынужден был ложиться на пол. Влить в себя жидкость, пребывая в стоячем положении, было для него совершенно невозможно. Кто-то из коллег упрекал его, что он злоупотребляет алкоголем, на что страдающий артритом доктор ответил, что хотя алкоголь и усугубляет его болезнь, но, несмотря на это, является хорошим обезболивающим средством.

Кроме того, он никогда не курил табак, а это — канцероген. Другой доктор, почти не видный в клубах табачного дыма, заметил, что табак вовсе не канцероген. Так они обменивались тяжеловесными шуточками, в это время врач на сцене попросил притушить свет. Зал счет, что это внесет дополнительный дискомфорт, но сестра уже начала опускать шторы, и свет в театре был притушен. Элоизе стала видна надпись «Выход» над небольшой дверью в конце зала. Раньше она эту дверь просто не замечала.

— Черт! — воскликнул врач, так как ему совсем ничего не было видно. — Дайте свет.

Свет загорелся ярче, а доктор и сестра взгромоздили между собой батарею, чтобы подключить к ней головную лампу.

— Свет! — снова крикнул он, и в конусе исходящего из его лампы света пристально посмотрел на Элоизу.

— Откройте рот.

Она открыла рот, и он тут же вставил в него роторасширитель Дойена.

— Скажите «А».

— A-a-a-ax!

Слюна капала у Элоизы с подбородка, и сестра вытирала ее кусочком марли. Доктор ковырялся у нее в горле, потом при помощи носового расширителя сделал детальную переднюю риноскопию.

— У вас в носу полный порядок, — объявил он.

— А-а-а-ах!

Он тихонько завел какую-то литургию на латыни, и сестра застенографировала ее на расстеленных между ними крахмальных простынях.

— Нет ни ринита, ни синусита, ни эпистаксита, ни полипов, ни фарингита, ни тонзиллита, ни аденоидов. — Он на минуту остановился, поднес руку ко лбу. Потом схватил петлю для удаления миндалин в одну руку, кюретку для удаления аденоидов в другую и бросил их на пол. Неуклюже повернулся, отвесил залу поклон, глубиной в дюйм, и покинул сцену. Сестра вынула у Элоизы изо рта расширитель, дала клочок хирургической марли, свалила инструменты в кучу и бросила в сумку на колесиках. Когда сестра уходила — а может, это все-таки был он, — то повернулась и насмешливо улыбнулась пациентке из-под маски.

— Такие прекрасные инструменты превратились бы в бесполезные музейные экспонаты, если бы все были такими здоровыми, как вы, — шепот прозвучал горько, в голосе слышался оттенок зависти. Элоиза потерла то место, где давил расширитель, высморкалась в хирургическую марлю, хоть та и царапала кожу, прочистила горло. Она уже не могла заниматься своими мыслями. Времени оставалось мало.

Она расслабила все мускулы, закрыла глаза, рот, уши. И стала повторять про себя свою заново придуманную формулу:

«Я хочу быть свободной, хочу попасть туда, где живут такие же люди, как я».

Она повторяла это медленно и ритмично. Она повторяла и повторяла это полное значения заклинание. Ее не волновали звуки, доходящие извне сквозь стену молчания.

— Психосоматическое состояние на высоком уровне, — и громкий смех.

— Что ж, возможны еще более странные вещи.

— Может быть, им и в самом деле повезет, если они возьмут ее…

В мозгу Элоизы гулко отозвалось эхо при одной мысли о том, что может произойти, если ее отдадут.

Будут отдирать кость от кости и пожирать.

Сожгут заживо.

Сделают королевой.

Заставят рожать.

Все эти мысли привели ее в трепет. И вдруг она вспомнила, как ее мать говорила: «Не дай им себя сломать. Никогда ничего не бойся».

Но ее мать не могла представить себе подобной ситуации. Ей не приходилось бывать в таких ужасных, невыносимых обстоятельствах: Но так или иначе, ее план должен осуществиться.