Фата-моргана любви с оркестром

Когда подошла его очередь устраиваться в кресле, Сиксто Пастор Альсамора попросил его трубу и отставил на дубовый буфет. «А то волосы поналезут», — сказал он. И тут же, дезинфицируя инструменты, самым веселым тоном осведомился, не входит ли он часом в «Литр-банд», пояснив, что так успели прозвать в городе пресловутый оркестр для встречи диктатора. Среди уньонцев уже пробежал слух, что музыканты ох как это дело уважают и никогда не играют без припрятанной литрушки. «Вот бы вы легавому Ибаньесу не сыграли, а срыгали по пьяной лавочке», — схохмил цирюльник. А потом посерьезнел, пригладил пышные встопорщенные усы и принялся честить легавого Ибеньеса за последние его выдумки — тот в последнее время только и знал, что гоняться за пидарасами. И самая подлость-то в чем: он так избавляется от рабочих вожаков, выдает их за голубых. Есть после этого на блядском нашем свете справедливость, дружище? Под стрекот умелых ножниц он продолжал обличительную речь против режима: в тюрьмах полным-полно честных граждан, а сколько их сослано на далекие пустынные острова, и только лишь потому, что в минуту отчаяния они осмелились заикнуться о своем недовольстве и их жалобы достигли ушей наводнивших страну стукачей, которые сдали их с потрохами карательным органам. Стукачей из самых распоследних отбросов общества, всплывших на поверхность при нынешней гнилой власти. Ублюдков, каждому из которых он без колебаний перерезал бы глотку одним ударом лезвия, попадись они ему.

Пока цирюльник, красный от гнева, бранился и достригал его, Бельо Сандалио весь обратился в слух, подстерегая любой звук, который указал бы ему на присутствие в доме сеньориты Голондрины дель Росарио: ноту фортепиано, хруст шелка, одинокий крылатый вздох. В конце речи цирюльник огорошил его вопросом, а какова его позиция насчет стукачей, и он смог наскоро сообразить лишь одно:

— Я бы их трубой порешил.

После третьей репетиции и беседы с аптекарем музыканты вывалились из Гильдии извозчиков, желая промочить пересохшее горло. Канталисио дель Кармен последовал за ними и дал понять, что на сей раз у него со временем куда лучше. Супруга чувствовала себя превосходно. Не зря он чуть не переломился, танцуя на празднике Святой Девы Тиранской во исполнение обета, чтобы роды прошли хорошо и третьего ребенка не постигла участь двух первых, ведь они — в который раз рассказывал он напуганным кудахтающим голосом — родились вовсе здоровыми, а на третий день жизни умерли во сне. И тут же, не меняя выражения своего серого лица, лишь слегка приглушив кудахтанье, Бес с Барабаном сообщил, что знает тут неподалеку пару неплохих злачных местечек. Не сопроводят ли они его до дому: он только закинет барабан и глянет, как там супруга. А кто захочет оставить инструмент у него в комнате — милости просим.

— Жена у меня из благовоспитанных, — пояснил он без тени чванливости.

Доходный дом Беса с Барабаном находился на последней улице в городке, напротив бойни. Он представлял собой длинный коридор под открытым небом с облупленными стенами, комнатами по обеим сторонам и бельевыми веревками, протянутыми поперек. Почти у каждой двери лежала собака, а у последней слева, ведшей в комнату барабанщика, музыканты узрели притулившийся к стене курятник и козла. Последний, привезенный из селения Ла-Тирана с целью зарезать его на День независимости, щеголял шипастым ошейником. «Это чтобы собаки не покусали», — пояснил барабанщик.

На двери висело объявление, написанное на тетрадном листке: «Свежие яйца, пошив мячей, вышивка».

Внутри оказались небеленые стены и земляной пол. Над входом висела связка чеснока в виде креста, не пуская в комнату злых духов, а на противоположной стене под образом Святой Девы Тиранской горела парафиновая лампа. Образ располагался точно над единственной койкой в помещении. Там, отвалившись на подушки, греясь у поставленной рядом жаровни, тощенькая, сильно беременная женщина увлеченно вышивала на деревянных пяльцах. В круглом захвате пялец фламинго на длинных оранжевых лапах пил из прудика с синими волнами, а на медной жаровне печально булькал замызганный сажей чайник. Все к комнате было серо. Кроме вышивки, в глаза бросалось лишь полдюжины цветных бесовых масок, развешенных на боковой стене.

В ответ на учтивое приветствие музыкантов жена барабанщика едва заметно подняла уголки бледных губ и вновь углубилась в вышивание. Широкое коричневое платье придавало ей какой-то монашеский вид, но, несмотря на изможденность, было заметно, что она гораздо младше мужа. Канталисио дель Кармен торжественно объявил, что у них в оркестре намечается нынче вечером важное совещание, и она лишь рассеянно кивнула. В эту минуту для нее ничто не существовало, кроме нитяных оранжевых лап фламинго.

Канталисио дель Кармен в ту ночь привел друзей в подпольный публичный дом, где для виду давали ужины. Знаменательное место, ибо именно там Тирсо Агилар пал жертвой любовных чар. Он по уши втрескался в проститутку, которая пела болеро в микрофон, а шампанское хлебала, несмотря на прозвище Овечья Морда, что твоя верблюдица.