Фата на дереве

– Я помню, – с улыбкой кивнула Сана. – Вы оба так смешно выглядели… Сразу видно: влюбленные дурачки. Правда… Ой, прости…

– Да, влюбленные дурачки. Я так и остался по отношению к своей жене – влюбленным дурачком. Удивляюсь всему в ней: и уму, и тонкости душевной, и характеру, и красоте… Да что там говорить. Ты сама все знаешь и видишь. В ней моя жизнь и мой свет. Это не для красного словца. Это так и есть.

И, казалось бы, что еще надо? Ты получил подарок свыше. Даже не подарок – Дар! Такую я больше не встречал.

И все шло – лучше не бывает.

Что потом?

Прошло где-то месяцев восемь. А я работал как заведенный. Я не хотел от жены отставать. Я же видел, как вы все пашете… Ну, мне надо было себя хозяином в доме чувствовать. Я и туда, и сюда… За все берусь… Сделал серию обнаженок с этой… толстухой моей. Идут – на ура. Деньги за них отдают, не считая. И я подумал: надо бы мне эту модель позвать. Новенькое что-то с ней соорудить. С натуры оно – сама понимаешь – качество другое. И энергетика у картины другая. Живая картина получается.

У меня уже к тому моменту все-все поменялось в жизни. Я даже думать забыл, что когда-то ее хотел и все такое… Остыл напрочь, даже если на свою же работу, ее портрет, смотрел, не помнил, что между нами что-то было. Причем телефон ее тоже найти не мог. Мой мобильник, где ее номер был, сперли у меня… Ну – и канула девушка с концами. Так я подумал.

Но только я так подумал – опа! Сама мне звонит. Надо повидаться, говорит.

Отлично. Приходи, говорю. Заодно и поработаем.

Пришла. Еще толще, чем была. В остальном – та же.

– Ну, раздевайся, – говорю.

Разделась.

Стал я работать. Она лежит, от нее жаром так и пышет.

– Что делал это время? – спрашивает.

– Жил, – говорю, – работал.

– Смотрю: кольцо у тебя обручальное. Ты, никак, женился?

– Женился, – говорю.

– По любви?

– По большой любви.

– Я, – говорит, – сейчас угадаю, на ком.

И, представь, точно мне сказала: на Регине. Я отрицать не стал.

Тогда она мне и заявляет:

– Поздравляю. Только ей не мешало бы знать, что у меня сын от тебя родился недавно.

Я прифигел.

– Как так «недавно»? Что за ерунда? Девяти месяцев не прошло… И быть не могло…

– Быть все может, раз родился. А девять месяцев – это не всегда. Он недоношенный. Можешь посмотреть, папаша.

И ржет злорадно…

Я не поверил. Ни на секунду. И еще знаешь почему? Вот тогда, когда первый раз мы с ней повстречались как художник и модель, я обратил внимание, что у нее грудь выглядит как у беременной. Я много беременных писал. Знаешь, тогда спрос и на такое пошел. Богатые мужья старались своих жен в положении запечатлеть… И так все оформлялось… по принципу «все прикрыто, все целомудренно, только чуть наготы для особой красоты». И вечно просили грудь изобразить. Одну хотя бы. А живот в такой полупрозрачной вуали. Вот я и насмотрелся. И первая мысль, когда та разделась в первый раз, была: беременная небось. Но тут мне дела не было вообще.

И вот она через чуть больше чем семь месяцев сообщает, что у меня якобы родился сын.

Я подъехал, посмотрел. Абсолютно доношенный толстый парень. Ничего моего вообще. Ну, успокоился. И думаю, ладно, мели, Емеля, твоя неделя. Сделаю серию портретов, какие от меня ждут, дам этой денег – все-таки одна с дитем… Пусть. А остальное – на ее совести.

Так и вышло. А тему, чей ребенок, я заострять не стал. Просто поленился.

И повелось у нас с ней, что время от времени я ее в разных позах изображал. Картины продавал. Денег ей подкидывал. Она, наверное, решила, что я все ее байки принял за чистую монету.

Да и правду скажу. Каждый раз, когда встречались, я не удерживался. Меня к ней не тянуло. Но когда встречались, между нами все было.

– Ты изменял Рысе? И говоришь, ты ее любишь? – с тоской спросила Сана.

Она теперь не могла смотреть на Петра. Ей было нестерпимо больно. И все тут.

«Почему так происходит, – думала она, – почему ни одна пара не может спокойно себе жить и радоваться друг другу? Почему обязательно вклинится какая-то дрянь, пакость… Неужели нельзя без этого?»

– Да, я изменял. Но не считал это изменой. Я вообще о той не думал. Кончался сеанс, я уходил из мастерской и тут же забывал о той. Любил и люблю я только свою жену. И глубоко ее уважаю. Суди меня, как хочешь, я все тебе честно рассказываю, потому что это важно.

Прости. Я вижу, что у тебя у самой проблемы нешуточные. Тяжкие. И корю себя, что я раньше не был внимательным к тому, что у тебя происходит с этим твоим Славиком. Мне на него плевать, что бы он ни предпринял. Я должен вас всех защищать…

И я бы не стал тебе ничего говорить. Но сейчас речь идет о существовании нашей семьи. И я просто в ужасе. Прости.

Я должен тебе все досказать. А дальше решай сама, будешь мне помогать или прогонишь насовсем. Пойму тебя, как бы ты ни поступила.

Слушай.