Фата пропавшей невесты

– Командир сейчас подъедет, просил вас дождаться его. Может, чаю или кофе хотите?

– Сигарету дайте, если есть, – попросила я.

– Только у меня самые дешевые, – протягивая мне пачку, извиняющимся тоном сказал охранник.

– Ничего! Мне просто чтобы нервы отпустило, – объяснила я.

Я прикурила сигарету, и мужики ушли. А я стояла, курила, и на душе было до того погано, что никакими словами не описать. Мне вспомнился мой прокурор Парамонов, к которому я пришла после юридического института. Старый, опытный. Зубр от юриспруденции, можно сказать. Была я у него в помощниках не одна, но он почему-то очень скоро начал меня выделять, причем мне от этого было только хуже: гонял он меня, как вшивого по бане, пользуясь образным выражением нашего президента. К каждому делу меня хоть как-нибудь, но пристегивал. С меня уже юбка сваливалась, и китель болтался, как флаг на ветру, когда я не выдержала и спросила: за что он меня так? Вот он мне тогда и сказал: «У тебя, Таня, чуйка есть! Вещь в нашем деле редкая. Вот и хочу я, пока служу, натаскать тебя так, чтобы ты потом в любом деле разобраться могла и ошибок не наделала». Лестно мне, молодой девчонке, было, конечно, это услышать. Поняв, что он мне только добра желает, обижаться на него я перестала, вкалывала как проклятая, и когда слышала от него «Сойдет!», что означало наивысшую степень похвалы, радовалась как ребенок. Потом Парамонов ушел на пенсию, на его место пришел чей-то родственничек, отношения у меня с ним не сложились, хотя он добивался как раз обратного, но в горизонтальной плоскости, и я подала рапорт. Уже потом от одного из своих бывших сослуживцев я узнала, что Парамонов, придя в прокуратуру на торжественное собрание по случаю профессионального праздника, узнал о том, что я ушла. И сказал он тогда: «Эх, вы! Какого прокурора потеряли! У нее ведь чуйка была!» И вот сейчас эта самая чуйка подсказала мне, что развивалась эта история отнюдь не по канонам рыцарского романа, так что ожидать можно было любых пакостей.

Подъехавший Полянский выскочил из машины, как чертик из коробочки, и бросился ко мне со словами:

– Ну? Ты что-нибудь узнала? Где Люся?

– Дмитрий, вам что-нибудь говорит адрес: улица Советская, дом шесть? – спросила я вместо ответа, и он ошеломленно уставился на меня. – Люся там, – объяснила я. – И мне кажется, что нам с вами лучше вызвать Ладу.

Он застыл на месте, словно натолкнувшись на стену, а потом тихо сказал:

– Да-да, конечно! – и отошел позвонить.

А я, докурив сигарету, выбросила окурок в стоявшую неподалеку урну и очень пожалела, что взяла у охранника только одну сигарету – на душе кошки скребли.

Дело в том, что по этому адресу располагалась роскошная четырехэтажная сталинка, выстроенная когда-то специально для высшего руководства обкома партии. Дом был трехподъездный, на каждом этаже всего по две квартиры: одна трехкомнатная, одна четырехкомнатная, а на первом, с улицы, был большой гастроном, где «слуги народа» и отоваривались, но бывало, что и в общий зал кое-что перепадало. Я те времена, конечно, не помню, от мамы слышала. После того как партия перестала рулить и большие начальники остались не у дел, хозяева квартир начали постепенно меняться, и к концу 90-х большинство квартир оказались скуплены «новыми русскими» – тогда жить в сталинке считалось престижным. Это сейчас на фоне современных домов они уже так высоко не котируются. А второй муж Зинаиды Тимофеевны, матери Лады, был секретарем обкома партии по сельскому хозяйству. А Надя сказала, что Лада отселила Ивана в квартиру матери. А то, что, скорее всего, именно в Ивана была с детства влюблена Люся, я поняла после разговора с Марией. Она сказала: с детства, а одноклассники отпадают. Александр? Так он не позволил бы ей через проезжую часть сломя голову мчаться, да и фигура не подходит. А с кем она могла быть знакома с детства, как не с сыном своей крестной матери, тем более что Ольга и Лада близкие подруги. А еще Маша сказала, что этот человек ничем не лучше Георгия. Тут уместно вспомнить, что после свадьбы Светланы Иван начал кобелировать напропалую. Была у меня крошечная надежда, что это все-таки не Иван, потому что влезать между матерью и сыном чревато самыми непредсказуемыми последствиями, но сейчас она рухнула.