Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

— Почешут языки да забудут, — выпуская кольцами дым, уверенно произнёс Калитин. — Марью замуж отдадим, всё успокоится.

— Упрямая она, — вздохнула madame Ракитина. — Кабы не вышло чего. С вечера волком глядела. Подойти страшно.

***

Устройство похорон Соколинского легло на плечи князя Урусова. Чувствуя себя кругом виноватым в произошедшей истории, Илья Сергеевич постарался сделать всё скоро. Помимо всего прочего, ему же пришлось известить о смерти Михаила Алексеевича его родных. Урусов написал два письма: одно матери Соколинского в Гжатский уезд и второе графу Ефимовскому в Петербург.

В тот день, когда в Овсянки приехала убитая горем madame Соколинская, и схоронили Мишеля. Не зная подробностей случившегося, Татьяна Васильевна после панихиды и поминок стала расспрашивать обо всём княжну Наталью.

Натали, расположившись с несостоявшейся свекровью в будуаре матери, не стала скрывать от madame Соколинской событий, предшествовавших трагедии. По словам княжны, Мишель увлёкся девицей из соседнего имения и в день её собственных именин хотел разорвать помолвку, но застал свою возлюбленную в объятьях ротмистра. Вышла ссора между ним и офицером, закончившаяся вызовом на поединок.

Татьяна Васильевна до глубины души была поражена поступком сына и, несмотря на то, что любила его всем сердцем, безоговорочно приняла сторону mademoiselle Урусовой. Она не стала задерживаться в Овсянках и, не поддавшись на уговоры князя, на следующий день после похорон сына перебралась в Клементьево, поближе к его могиле.

Получив известие о смерти брата, граф Ефимовский в тот же день выхлопотал отпуск и отправился в Клементьево. По дороге Андрею Петровичу пришлось задержаться на одной из станций, потому как станционный смотритель долго не мог подать лошадей на смену.

Маясь в ожидании, его сиятельство занимал себя тем, что рассматривал посетителей, остановившихся передохнуть. Путешественники, вошедшие сразу после него, ехали на долгих. Лошади их притомились и нуждались в отдыхе. Внимание Андрея Петровича привлекла девушка, что устроилась за столом у окна. Достав из ридикюля потрёпанный том французского романа, красавица открыла книгу на середине. Содержание книги её нисколько не интересовало. Она, оглянувшись украдкой на даму в возрасте, вынула письмо, помещённое между страниц и, тайком утирая слёзы, взялась его читать. Видно было, что она не в первый раз читает эти строки, и очевидно, именно они были причиной её слёз. Молодой человек приятной наружности, войдя со двора, где распоряжался о том, чтобы устроить лошадей и поклажу, подошёл к девушке и устроился подле неё, ласково прикоснувшись к её руке. Девушка тотчас захлопнула книгу и склонила голову на его плечо.

Ефимовский, сам не понимая отчего, нахмурился. Взгляд его невольно обратился на сплетённые руки молодых людей. Ни у него, ни у неё не было обручальных колец, но дама, что сопровождала пару, даже бровью не повела. Вместе с молодой парой и пожилой дамой ехала ещё и прислуга: рыжеволосая девица, что то и дело тяжело вздыхала, бросая украдкой взгляды на пригожего барина.

Наконец, вошёл станционный смотритель и доложил, что лошади для его сиятельства готовы, и он может ехать. Расплатившись, Ефимовский вышел из помещения станции, но в дверях не удержался и обернулся, бросив последний взгляд на девушку, словно стараясь запомнить черты милого лица.

У Андрея Петровича в Можайском уезде было собственное имение: Веденское — одна из самых больших и богатых усадеб в округе, но он не стал заезжать туда, а отправился прямиком в имение младшего брата Клементьево. Поздним вечером он добрался до места назначения. Строительные работы хоть и завершились, но сам дом всё ещё оставался не вполне пригодным для жилья, потому мать он нашёл в небольшом деревянном флигеле.

Татьяну Васильевну он помнил моложавой красивой женщиной, но увидев её нынче, ужаснулся тому, сколь сильно она постарела, и как дурно выглядела в мешковатом чёрном платье, что так не шло её бледному исплаканному лицу. Он не питал к матери никаких тёплых чувств, но в тот момент, когда она рыдая бросилась ему в объятья, ощутил, как комом в горле застряла жалость к ней. Впервые за долгое время они говорили почти до самого рассвета. Madame Соколинская поведала всё, что стало ей известно об истории с дуэлью. Андрей Петрович постарался запомнить фамилию ротмистра, мысленно дав себе слово непременно разыскать его. Он не знал, что станет делать, когда найдёт Карташевского, но и оставить всё так, как оно есть, на его взгляд, было бы неправильно.

Ах! Андрюша, — вздыхала madame Соколинская, — я так боялась за тебя, когда вас в Польшу отправили. А ты ещё и умолчал, что ранен был тяжело.