Григорий Александрович решил прогуляться, несмотря на поздний час. Было прохладно, и небо заволокло тучами, однако месяц частично виднелся, освещая дорогу.
На бульваре Печорина неожиданно нагнал Грушницкий. В его глазах блистал какой-то смешной восторг. Молча он стиснул Григорию Александровичу руку и сказал трагическим голосом:
– Благодарю тебя, Печорин! Ты понимаешь меня?
– Нет, но, во всяком случае, не стоит благодарности.
– Как?! Мне рассказали о том, что ты заступился за Мэри на этом злосчастном балу! А ты уж и позабыл?
– Кто же тебе рассказал?
– Неважно. Я благодарю тебя.
Григорий Александрович не мог слушать его всерьез.
– А что, у вас все общее, даже благодарность? – спросил он насмешливо.
– Послушай, – важно сказал Грушницкий, – пожалуйста, не подшучивай над моим чувством! Я люблю ее до безумия и надеюсь, что она тоже меня любит.
– Это все прекрасно, однако уже поздно…
– Постой! У меня есть к тебе просьба.
– Какая?
– Ты получил приглашение бывать у Лиговских?
– Получил.
– Ну да, еще бы. Так ты будешь у них завтра вечером?
– Не знаю пока.
– Обещай мне замечать все. Я знаю, ты опытен в этих вещах, ты лучше меня знаешь женщин. – Грушницкий картинно всплеснул руками. – Женщины! Кто их поймет? Давеча глаза княжны пылали страстью, останавливаясь на мне, а сейчас они тусклы и холодны.
– Когда ж ты успел заметить?
– Я видел ее, когда она садилась в карету?
– И охота тебе было стоять тут?
– Ты не понимаешь!
– Не понимаю. Но, так и быть, просьбу твою исполню.
– Спасибо тебе! Я тоже буду. Потом расскажешь, что заметил.
Они расстались, и Печорин отправился домой, думая о том, как глупеют люди, стоит им влюбиться. Он знал это по себе, хотя давно уж не позволял себе ничего подобного. Впрочем, заблуждение Грушницкого было ему только на руку.
Глава 8,
На следующий день Григорий Александрович отправился к доктору Вернеру и застал того дома невыспавшимся и злым на весь мир.
– Проигрался! – пожаловался Вернер, раскуривая папиросу. – В пух и прах! А вы зачем пожаловали?
– Мне надо поговорить с тем раненым офицером, про которого вы рассказывали.
– С Фатовым? Чудесное исцеление?
– Да. Или он все еще молчит?
– О, нет. Дар речи недавно вернулся к нему.
– Замечательно.
– Что ж, я вас провожу. Только на что он вам?
– Увидите.
Вернер оделся, и они с Печориным отправились к больному.
– Скажите, доктор, – обратился по дороге Григорий Александрович к своему спутнику, – неужели вы ни разу не спросили своего подопечного, что он видел на том свете? Ведь не каждый день ваши пациенты возвращаются из небытия. Да еще и с выражением неописуемого ужаса во взоре.
– Увы, не каждый, – искренне ответил Вернер. – Разумеется, я расспросил Фатова, как только он смог говорить.
– И что? Видел он Боженьку или Сатану? Скорее, Сатану, я думаю. Иначе его взгляд не произвел бы на вас столь тягостного впечатления.
– Увы, нет. Ничего подобного. Фатов утверждает, что после смерти перенесся в некую странную местность, где не было ничего, кроме серого неба и ровного, то есть
– И его охватил еще больший ужас?
– А вы как думаете? Чувствуя себя еще живым, он шагал позади мертвецов и не мог решиться отстать от колонны.
– Не будучи уверен, что вечно бродить по бескрайнему плацу лучше, нежели угодить к чертям на сковородку? – подхватил Печорин.
Вернер кивнул.
– А далее? – спросил Григорий Александрович.
– Потом все исчезло, и Фатов очнулся. Ожил, иначе говоря. Вот и все, что он мне рассказал.
– И как вы, материалист, объясняете его видения?