Я видела, что новость о том, как и когда я потеряла ребёнка, выбила почву из-под ног Ираклия. С уголка его глаз стекла слеза. И мне кажется, он даже не понял этого. Выглядел разбито и подавлено. Вышел во двор и, не выдержав, сел на газон. Достал из кармана пачку сигарет, закурил одну. И я ждала, когда он успокоится, чтобы договорить. Попросить у него прощения. Но ему не становилось легче.
— Сука, – сквозь зубы рычал он и бил себя по голове, будто пытался выбить из неё всё, что узнал.
Каждый его удар приходился мне по сердцу. Мне было невыносимо больно. Я смотрела на результат своей глупой попытки сделать его счастливым и начинала ненавидеть себя так, как никогда раньше. Собственные слёзы и внутренняя истерика ломали меня надвое. Только в этот момент я до конца осознала, как же была бессмысленна моя жертва во имя него. Как много времени впустую мы потеряли. И потеряли друг друга…
«Как я могла позволить себе довести нас до такого?» – задавалась и по сей день задаюсь этим вопросом. И не нахожу ответа.
Не выдержав, я прошла к нему, села рядом и попыталась прикоснуться к его плечу, успокоить. Но он отшатнулся и одёрнул мою руку от себя.
Я не могла отвести глаз от его потерянного взгляда. Всё внутри выворачивалось наизнанку.
— Всё, что я делала, было только из любви к тебе, – сквозь дрожь в голосе произнесла я. – Возможно, это было неправильно и глупо, но я никогда не желала тебе зла.
Он молчал. Смотрел в одну точку, держась за голову, а между его пальцев тлела сигарета, о которой он забыл.
— Я всегда тебя любила, – произнесла сбивчиво сквозь огненный ком в горле.
И несмотря на то, что он меня отвергал, я потянулась к нему и на мгновение коснулась губами его плеча. С его уст вырвалась усмешка. Я не знала, что она значила, и не хотела анализировать.
— И я рада, что теперь могу спокойно признаться, что до сих пор тебя люблю, – прошептала очень тихо, чтобы услышал только он. – И, кажется, это навсегда.
Я не боялась его реакции на моё признание. Было важно лишь то, что я, наконец, призналась ему о самом важном. Дала понять, что теперь всё зависит только от него.
Он продолжал молчать. И это было лучше любых слов, которые он мог произнести в тот миг.
— Я хочу попросить тебя кое о чем, – произнесла, пока он готов был слушать. – Пожалуйста, не говори никому про ребёнка. Бабушка не знает, и боюсь, что она не переживёт этой новости.
Я смотрела на него и вдруг почувствовала, как с сердца спали оковы. Я даже не догадывалась, как моей душе было важно, чтобы он узнал о нашем ребенке. Ведь, это та часть меня, часть той боли, которую сможет понять и прочувствовать только он.
— Скажи, а мне ты собиралась рассказать про него? – неожиданно спросил он, посмотрев в область моего живота.
Его голос был пропитан горечью.
— Нет, – призналась честно. – Ведь эта правда не принесла бы ничего, кроме ещё большей боли.
Ираклий посмотрел на меня остекленевшим взглядом. Сухой болезненный смех вырвался из его груди.
— А ведь мы могли бы стать отличными родителями и счастливой семьёй, – произнёс он надломлено.
Встал на ноги, развернулся и молча ушёл, оставив меня размышлять над его словами. Я хотела вскочить, догнать его, но приросла к земле. С глаз полились слёзы от мыслей, что всё могло быть именно так, как он и сказал.
В последующие дни я пыталась дозвониться до Ираклия, но всё было безуспешно. Никто не знал, где он. Ни родители, ни Яна, ни друзья. Я сходила с ума. Боялась, что он натворил глупостей. Переживала, что мог сорваться и вернуться к наркотикам.
Я хотела пойти к нему, хотела поговорить. Но бабушка меня остудила, озвучив очень важную мысль:
— Дай ему время всё осознать. Он за один день пережил то, что ты переживала месяцы.
Её слова не выходили у меня из головы. Она была права. Это ведь, как цунами, которое накрывает тебя с головой и уносит течением в глубокие воды. И ты не можешь повлиять ни на что.
Я приняла решение оставить Ираклия в покое. Дать ему время обо всём подумать и прийти к взвешенному решению. Но мне очень страшно. Страшно сейчас приехать в школу, встретиться с ним взглядами и понять, что всё кончено. Я не хотела думать о том, что он не примет меня, что не простит и откажется дать последний шанс нашим отношениям. Но именно эти страхи проникали под кожу и управляли моим рассудком и сердцем последние дни. Ведь я не представляла, как буду жить дальше без его присутствия в моей жизни.
Если в восемнадцать я уходила с мыслью, что возможно однажды смогу забыть его, то сейчас, прожив с ним маленькую жизнь за один месяц, я поняла, как сильно ошибалась шесть лет назад.
Я больше не хочу чужих касаний к своей коже, чужого дыхания, чужих голос. Хочу только его. И не понимаю, что буду делать дальше, если он не простит меня.
— Приехали, – сообщает водитель такси.
Я благодарю мужчину, и выхожу из машины. На улице уже моросит, и я спешу скрыться в стенах здания, так как оделась не по погоде.