Читаем Фатальное колесо полностью

Я дернул за крышку. Тяжеловато. Поднатужился и приподнял один край. Скрежетнув по бетону, слегка отодвинул его в сторону. Тот же самый звук!

— Ты чегой-то там делаешь? А? Ты посмотри! Борисыч! А ну, поди, глянь! Малец тут какой-то, ходил все, высматривал. Теперь тащит чегой-то! Слышь-ка! Ты где там?

Ну, вот. Сработала живая сигнализация!

Я недолго думая, протиснулся в открывшуюся щель, нащупал влажные скобы и быстро стал спускаться в сырую темноту.

Сверху послышался шорох и глухой неразборчивый мужской голос. Над люком кто-то склонился. В панике нащупав мокрое дно, я юркнул в какой-то темный боковой проем и затаился.

Сверху скрежетнула закрываемая крышка.

Тяжелый мрак будто-бы навалился на плечи.

И снова мрак!

* * *

Это была не канализация.

По крайней мере, вони я не чувствовал. Затхлость, сырость, тяжелый земляной дух — были, а вот фекальных ароматов не ощущалось. И еще была абсолютно черная темнота. До жути. С не давних пор я как-то болезненно стал относится к отсутствию света вокруг моей персоны.

Бинокль!

Я ведь его так и не вернул на базу. К тому же, и базы уже нет, на дне покоится. Отлично помню, что когда надевал плавки, уже после моих морских путешествий, я привычно нащупал в потайном кармане твердый цилиндр. Теперь я его с трудом наощупь выковыривал из самодельного тайника. Неудобно, черт! Нога упирается в твердое, не вижу куда выпрямить…

Ага! Есть.

Непривычно яркий, режущий глаз луч уперся в бетонный свод, с которого сочилась влажная слизь. Я инстинктивно зажмурился. Жаль, что здесь не регулируется яркость. Как на диодниках, например. Размечтался!

Я повел пучком света из стороны в сторону. Проем оказался довольно просторным, метра в полтора высотой. От колодца ниша была скрыта бетонным простенком, который я непонятно как проскочил, скрываясь от грозного Борисыча. В другую сторону от колодца луч упирался в плавный изгиб.

Ниша оказалась проходом!

Покрутив еще фонариком, я отыскал на стенках колодца ржавые скобы, вспомнил, в каком месте была щель от крышки люка, и прикинул, что проход ведет точно под фундамент трансформаторной подстанции.

Я встал в полный рост. Даже пригибаться было не обязательно. Мысли вернуться назад даже не появилось. И не зоркая старушка с ужасным Борисычем были тому причиной. Вперед толкала злость и обида за своих боевых товарищей, которых, может быть, даже в эту минуту продолжают прессовать.

Я шагнул вперед. Проход после изгиба градусов так на девяносто, раздваивался. Слева был поворот на лестницу, ведущую вверх, а прямо — изгиб продолжался, теряясь в темноте. Недолго думая, я шагнул на лестницу. Ступени из монолитного бетона, по высоте чуть больше общепринятого стандарта. Довольно круто. Под ногами шуршала каменная крошка и какой-то мусор, похожий на прелые листья. По моим ощущениям, где-то на уровне первого этажа, лестница заканчивалась небольшой площадкой с закрытой на висячий замок фанерной дверью.

Да уж! Непреодолимое препятствие.

Я прильнул ухом к окрашенной древесине. Мертвая тишина. Подергал замок. Старенький, но крепкий. Закрыт снаружи, с моей стороны. Подергал дверь. Безнадежно. Должна открываться внутрь, но петли замка не пускали. По всем моим расчетам дверь вела в какое-то заднее помещение трансформаторной подстанции. Та самая «секретная комната»?

Я с силой навалился на тонкую фанеру. Нет. Не выбить. Был бы я чуток постарше! Я попытался отжать нижний угол дверного полотна внутрь. Толька малюсенькая щель — два пальца просунуть. Или заглянуть.

Я приник глазом, подсвечивая сверху фонариком и придерживая ногой отжатый угол. Какая-то длинная каморка без окон. Видна только правая стена и дальний угол, где горой навален какой-то хлам. Белеет что-то снизу.

Опустившись еще ниже, где щель пропускала аж три пальца, я изогнулся так, чтобы исхитрится рассмотреть интересующий меня предмет двумя глазами.

Рассмотрел и…

… ошарашенно отпрянул от двери, болезненно плюхнувшись на задницу.

Из-под кучи тряпья, валявшегося в углу каморки, виднелась белая человеческая нога. Правая. Женская. Очень толстая. С задранной выше бедра форменной милицейской юбкой и обутая в некогда лакированный ботинок общевойскового артикула.

Ну, ни хрена ж себе!

<p>Глава 39</p>

В принципе, можно было бы и возвращаться.

Труп инспекторши — убийственная (извиняюсь за черный каламбур) улика против покойного (тьфу-тьфу-тьфу) Гришко. Расклад меняется диаметрально. Чаша весов, на которую взгромоздилась моя легковесная команда, получает бонус в виде железобетонного аргумента. Можно уже и пободаться против скептически настроенных обитателей комфортных кресел.

Вот только…

Спускаясь по лестнице к темному изгибу прохода, я задумался. Не могла объемная милиционерша попасть в каморку тем же путем, как перемещался я. Даже если втиснется в люк, и выдержат ее гнилые скобы, в нишу перед проходом — ну, ни как! Я — запросто. Гришко — с трудом. Она — абсолютно невозможно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ведьмины круги
Ведьмины круги

В семье пятнадцатилетнего подростка, героя повести «Прощай, Офелия!», случилось несчастье: пропал всеми любимый, ставший родным и близким человек – жена брата, Люся… Ушла днем на работу и не вернулась. И спустя три года он случайно на толкучке, среди выставленных на продажу свадебных нарядов, узнаёт (по выцветшему пятну зеленки) Люсино подвенечное платье. И сам начинает расследование…Во второй повести, «Ведьмины круги», давшей название книги, герой решается, несмотря на материнский запрет, привести в дом прибившуюся к нему дворняжку. И это, казалось бы, незначительное событие влечет за собой целый ряд неожиданных открытий, заставляет подростка изменить свое представление о мире, по-новому взглянуть на окружающих и себя самого.Для среднего и старшего школьного возраста.

Елена Александровна Матвеева

Приключения для детей и подростков
Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература