- Младшего брата жаль, Магеррама! - печалится Алибек. - Этот грузин решил, что я домой прибегу, и со старшиной отправился к нам.
Фатали обо всем этом читал, знает, "...нимало не медля, - писал в донесении Тархан Моуравов, - отправился к семействам разбойников. Я спешил туда, во-первых, потому, чтобы захватить Алибека, если он возвратится домой, и, во-вторых, - очень грамотное донесение, - потому, чтобы не дать времени скрыться семействам разбойников и меньшому их брату, Магерраму, который хотя и молод еще, но способен уже, - страсть, как любит это наместник: "еще" и "уже", а от него переняли стиль и Тархан, и Фатали, и еще кое-кто, - идти по следам братьев своих и известен как опасный человек, потому что не дает промаху из ружья".
- А Магеррам в жизни ружья не держал, не разрешали мы ему! Это Тархан выслужиться хотел: вот, мол, какого опасного разбойника ловить отправился, а Магерраму - четырнадцатый пошел!
"...с трудом отыскал в лесу жилище разбойников, - писал Тархан Моуравов. - Окрестные жители так боялись их, что провожатые мои до тех пор не решались идти к их жилищам, покуда я не уверил их, что все разбойники убиты. Я приехал вовремя, меньшой брат еще ничего не знал, и его нетрудно было схватить. В землянке разбойников я нашел двух шекинских беков, Джа-фар-бека и Ага-бека, которые схватили ружья и хотели защищаться, но, видя невозможность уйти, сдались без сопротивления. Беки эти были сообщниками Гусейнали и Алибека, предостерегали, когда их преследовали, передавали известия из Нухинского уезда и в этот раз приехали, как думают некоторые, для перемены лошадей, украденных в Нухинском уезде. Они не хотели сознаться в знакомстве с Гусейнали и Алибеком и объявили, что впервые здесь и отыскивают уворованную лошадь, но родственники разбойников уличили их. Арестовав и семейства разбойников, я отправил всех за строгим караулом, а сам уехал к Джафар-Джеванширу в Дайран для производства следствия, по которому и открылось то, что я имел честь объяснить выше".
- Жаль Магеррама. Когда он узнал, что Гусейнали убит, кинулся на конвоира, вмиг вынул из ножен кинжал, всадил ему в спину и бросился с кручи вниз, но выстрелом... Э! да что там говорить! Хана убить легко, но сделать мучеником?! Ореолом славы его имя окружить?! Старый лицемер, пусть умрет своей смертью, проклятый потомками!
"Надо поддержать в хане усердие, дабы подвигнуть других к соревнованию, особым образом наградить его!" - просят чины.
- Святой Анны второй степени?! И только? - Джафар-Джеваншир обижен, вот-вот расплачется. - Но всему Карабаху известно, что я представлен к чину генерал-майора! "А! - говорят недоброжелатели. - Вот и отблагодарили тебя!"
"Я нахожу весьма полезным и даже необходимым", - настоятельно просит барон Врангель в пространной докладной записке наместнику Воронцову.
- Вот, Джафар-Джеваншир, хоть этого делать мне и не положено, покажу вам свою докладную наместнику-князю, - шемахинскому губернатору не терпелось выказать единственному из оставшихся старейшин в Карабахском ханстве свое благорасположение.
И ханский наследник на это сказал:
- Я в долгу не останусь, пусть только дело пройдет, - лишь бы барон Врангель помог ему сменить пол ковничьи погоны, две пустые полоски, на генеральские две большие звезды.
- Я приложу к докладной, - говорит хану барон, - и подробную справку о вашем прошлом, убежден, что вы удостоитесь! "...и есть едва ли не первое лицо между жителями всех (!!) мусульманских провинций здешнего края по происхождению и родственным связям своим".
- Да, да, - не терпится Джафар-Джеванширу, - я пять лет жил в Санкт-Петербурге! Сам Цицианов! Медаль с надписью! Сабля, усыпанная драгоценными камнями, будто небо - звездами!
Барон чертыхался: "Ведь всеми потрохами нам служит и предан. Чего скупитесь?!", запечатывая конверт, чтобы немедленно с курьером отправить наместнику Воронцову.
В день тезоименитства государь император соизволил произвести полковника-хана в генерал-майоры в награду за отлично усердную службу его и преданность престолу.
И огромный ковер (сотканный любимой Алибека Назлы, которую отец, опасаясь за жизнь домочадцев, ведь пригрозили! подарил сыну ширванского хана, и она стала его наложницей) в дар от карабахского хана был вручен барону Врангелю; свисая со стены и дважды загибаясь, чтоб плотно обхватить широкий диван, заглушая все звуки, ковер, будто усеянное весенней порой алое маковое поле, зажег ярким счетом спальню военного губернатора.
- Ты думаешь, я один? - сказал Алибек, прощаясь. "Но вас не больше горцев!"
Фатали промолчал: он не смеет говорить Алибеку, не имеет права! об их обреченности. На прощанье лишь: "Береги себя, Алибек!" Примкнуть к Алибеку?! Их дюжина, а если еще Фатали - станет чертова.