— Мне тогда было пятнадцать лет, — продолжал доктор. — Я совсем ничего не знал. Не то чтобы я был полным невеждой… но нет ничего хуже невежества. После того как мы вернулись на родину, мне начали сниться кошмары. Только много позже, когда я пошел учиться, до меня стал доходить смысл всех этих казней. С тех пор прошло уже семьдесят лет, но кошмары не уходят. Мне восемьдесят три, и я понимаю, что могу умереть в любой момент, но новые кошмары… нет, они мне не нужны.
Сераги замолчал и посмотрел на Ким, которая не выпускала из рук пистолет. Он не мог знать, что она хотела застрелить не доктора, а саму себя. Но стреляться в кабинете? Это создало бы кучу проблем для всех. Нет, это следует сделать где-нибудь в другом месте. «Люби и береги своих детей», — сказал ей умирающий отец. А она… она забыла его последние слова и жила по другим правилам.
Ким подняла глаза на Сераги и сказала:
— Знаете, я убила своего ребенка.
Из-за льющегося в окно света она не могла разглядеть выражение его лица.
После смерти отца Ким оставила службу на железной дороге, вернулась домой и вскоре вышла замуж за техника, работавшего на консервном заводе. В 2002 году у них родился ребенок. Их деревня была слишком маленькая, чтобы иметь возможность покупать что-то у китайских контрабандистов, и люди голодали. Правительство отпустило цены, и рис с кукурузой стоили теперь в сотни раз дороже. Причиной смерти ее отца была пневмония, но на самом деле он умер от недоедания. Матери пришлось зарезать овцу, из шерсти которой она когда-то связала свитер для Ким, и мясо продать на черном рынке. Денег надолго не хватило. Тогда мать решила насобирать хвороста на ближайших холмах, чтобы обменять его в Ранаме на яйца и мед, но местные жители уже подобрали все до веточки.
Муж Ким оказался находчивым человеком. Он придумал, как провести в их дом воду при помощи разрезанных вдоль бамбуковых стволов, а также научился делать мыло из жженых желудей. С рождением ребенка дела пошли хуже, и муж думал только о том, как бы украсть со своего завода несколько банок кошачьих консервов. Но завод, на котором он работал, находился в ведении Четвертого корпуса Народной армии, поэтому и сырье, и конечную продукцию вывозили военные грузовики.
Ребенок едва научился держать головку, когда у Ким пропало молоко. Она пыталась кормить малыша кукурузным соком, но кукуруза и рис становились все дороже. Муж не спал ночами. Жег желуди, фильтровал золу через конопляную ткань и смешивал полученный экстракт с измельченными кусками обычного мыла. В результате получалась пенистая жидкость, которую он разливал по бутылкам, чтобы потом продавать на черном рынке. Однако на рынке было гораздо более качественное китайское мыло, и он почти ничего не выручил. Мать Ким продала всю домашнюю мебель на китайской границе и на эти деньги купила кукурузу. Половину они продали в Ранаме, а вторую половину оставили для семьи. Книги отца и его медицинские инструменты тоже пошли на продажу. Последнее, что можно было реализовать, — промасленную бумагу, покрывавшую земляной пол. Ким вспомнила, что когда-то они с братьями ходили на море за моллюсками. Несмотря на страшный холод, она добралась до берега, но обнаружила, что и здесь ничего не найти. Тогда она предложила пойти на холмы ловить кроликов. Мать рассмеялась — кролики, как и прочая живность, включая голубей и диких уток, давно были истреблены. Раньше на холмах росли лекарственные травы, но и их не осталось.
После того как выпал первый снег, в их деревне состоялась публичная казнь. Муж Ким был потрясен, узнав в двух приговоренных своих товарищей по цеху — их поймали при попытке вынести с завода несколько банок консервов. После этого он впал в депрессию. Однажды он рассказал Ким, как рабочие жаловались друг другу: мол, «для заграничных кошек рыбы им не жаль, а нам — шиш без масла». Эти разговоры услышали солдаты и избили рабочих до полусмерти. Потом муж ушел от них и, переправившись через реку Туманная, стал работать в Китае. Как-то раз он объявился дома с мешком пшеничной муки, и больше его уже не видели. Слухи ходили разные — кто-то говорил, что он утонул при переправе, а кто-то считал, что его поймали и расстреляли северокорейские пограничники. Впрочем, находились свидетели, утверждавшие, что он прекрасно устроился в Китае с какой-то этнической кореянкой. Судьба его так и осталась неизвестной.