Фатьянов

Бывший семинарист Сталин молчаливо доверял последнему регенту храма Христа Спасителя Александрову. Он знал, что тот родился в Рязанской губернии, в семье безупречной церковной репутации. Воспитанный в привычке к частым богослужениям, с детства познавший все грани клиросного послушания, Александр закончил консерваторию по классу композиции. К двадцати двум годам он дошел до такого мастерства, что стал регентом архиерейского хора Твери. Также он воспитывал и сына, с младенчества понимающего различия между церковными гласами. Бориса он растил своим соратником и продолжателем. Дискант сына возносился под величественный купол храма Христа Спасителя, послушный мановениям отцовской руки. Катастрофа духовной жизни страны 1917 года не помешала 35-летнему регенту продолжить свой путь выдающегося музыканта — он стал преподавать в Московской консерватории. Тринадцатилетний Боря продолжал учиться музыке, а юношей стал любимейшим студентом Р.М. Глиэра и С.Н. Василенко. Он шел по стопам отца, рано начав преподавать в консерватории. Это он в созданном отцом ансамбле был и администратором, и секретарем, и капельмейстером. Только он один мог бы и поддержать, и заменить отца на его блистательном поприще. Да, Иосиф Виссарионович с симпатией относился к этому семейству. И ему также пришлась по душе идея военного ансамбля.

Первыми артистами были двенадцать парней, одетых в гимнастерки с отложными воротничками с лирами на петлицах, в галифе и мягких концертных сапогах с узкими голенищами. Не нужно было думать над сценическими костюмами для коллектива, который назывался Ансамблем песни и пляски Красной Армии. Церковная дисциплина сродни военной, понятие долга не имеет комментариев. Скоро Александров возглавил в консерватории военно-капельмейстерский класс.

Теперь их было около сотни, целая рота. Оркестр, мужской четырехголосный хор, смешанная хореографическая группа — вот до каких масштабов разрослась маленькая группа артистов. Их знали в Европе, и в 1937 году из видавшей виды эстетской Франции они увезли в «варварскую» Советскую страну «Гран при». Маленькая женственная Франция тогда пережила эстетический шок. «Калинка», спетая удалыми молодцами, после этого стала символом России во всем мире. А двумя годами раньше они приняли, как святыню, почти боевую награду — Красное Знамя с орденом Красной Звезды на нем.

2. Завлит Алексей Фатьянов

А теперь они пели «Калинку» перед фронтовиками, и плясали так, что у зрителей перехватывало дыхание. Отлаженное до эффекта невесомости исполнение рассеивало и пороховые тучи, и тяжелые думы. Они пели «Священную войну» на музыку самого Александрова, и даже немцы по ту сторону линии обороны, бывало, заслушивались и исполнялись неуверенности и страха. Артисты воистину воевали на сцене. Этот ансамбль был вторым храмом Христа Спасителя и для своего пожилого капельмейстера, и для своего служилого зрителя. Как в Храме во время соборной молитвы о Родине, пряталась в раннюю морщину солдата невольная слеза — слеза в оправдание жизни и смерти за Отечество.

Алексей Фатьянов знал, что с Ансамблем песни и пляски Советской Армии он побывает на фронте. Но не ведал он, что недолго задержится здесь, и что отсюда его поведет прямая дорожка на передовую. Он репетировал до полуночи, упиваясь самим воздухом Центрального Дома Красной Армии. Он любовался руководителем и чувствовал его мистическую силу. Александров был для артистов почти божеством, таким, как прежде был Дикий для своих студийцев. В 1943 году, после победы в Сталинградской битве, Александр Викторович получил звание генерал-майора. Генеральский мундир не мог не красить отца-героя. Поговаривали, что о нем, живом, пишется литератором Поляновским книга.

В августе 1944 года, получив новую форму одежды, «бойцы» ансамбля отправились в Харьков. Наталия Ивановна и Ия опечалились, что в Москве Алеша задержался так ненадолго. Они пришли провожать его в погожий вечер на Киевский вокзал, где потерялись в гуще одинаковых, защитного цвета гимнастерок. Эти гимнастерки заполнили перрон, воскрешая привычную картину мобилизации. Прохаживался величественный Александров с юной женой, все ждали отправления поезда. Наконец, перрон опустел, и их Алеша исчез в двери вагона. Прозвонил вокзальный колокол. Поезд ушел.

Была «отыграна» провальная Харьковская операция сорок первого года.

Харьков, освобожденный год назад, только теперь начинал привыкать к мирному течению жизни. Город все еще лежал распластанным, похожим на призрак. Полной разрухой и руинами он встретил артистов. Не хотелось ни петь, ни смеяться, как на похоронах. Хотелось говорить шепотом, как у постели тяжело больного. Артисты молча расселились в гостинице.

Завлит Ансамбля Фатьянов получил маленькую отдельную комнатку-кабинет. Чуткий Александров похлопотал об этом, он знал, что для творчества нужно уединение. Алексей спешно сочинял песни, программы и репризы, вникая в нюансы каждого предстоящего выступления. Шок от увиденного прошел, и Алексей уже шутил по поводу своих уединенных трудов: