Фатьянов

К Рождеству наряжали елку, на которую тайно приглашались дети друзей и единомышленников. Этот красивый праздничный обычай считался «пережитком прошлого» и мог быть наказуем. Алеша приводил на Елку в Спасо-Коленном переулке свою Ию. Тихонько шли они по морозным, совсем не праздничным московским дворам. Но на сердце было светло и хорошо. На Ново-Басманной, не страшась запретов, тоже наряжали небольшую новогоднюю елочку, которая стояла до Рождества Христова.

Алексей, вопреки столь частой юношеской неразборчивости в привязанностях, тяготел к знакомствам с крупными личностями. Там же, у Курского вокзала, жил Андрей Андреевич Андреев — бывший нарком путей сообщения и рабоче-крестьянской инспекции СССР, секретарь ЦК, действующий депутат, который провел большую работу по сплошной коллективизации и ликвидации кулачества, и как бы являлся прямым врагом «фатьяновского» сословия. Алешу же привлекала воля и целеустремленность этого человека, который начинал свой путь «мальчиком» в одном из московских трактиров. Андрей Андреевич за свою жизнь успел поработать официантом в ресторане «Гранд-отель», механиком на колбасной фабрике. Он лил гильзы к патронам в империалистическую, служил больничным кассиром, а с началом революции в первых рядах участвовал в большевистском движении…

В дом пятидесятилетнего чиновника из высшей советской номенклатуры Алексей был вхож из-за сердечной привязанности. Он был влюблен в дочь Андрея Андреева и Доры Хазан. Его приветливо встречали родители девушки и даже считали женихом. Однако, это увлечение быстро прошло. Коммунистический фанатизм родителей, недостаточно искренняя обстановка в семье, бессознательное, может быть, классовое неприятие оттолкнуло юношу от Андреевой-Хазан. И как-то позже, через полтора десятилетия он проговорился своему другу Сергею Никитину — писателю и дворянину, люто ненавидевшему «вещизм» мещанства, что ему становилось не по себе вдруг среди буржуазного уюта тогдашних «новых русских».

— Каждая вещь казалась мне виноватой в слезах детей… — сказал тогда Фатьянов.

Ему ближе были Толстые, которые во многом повлияли на миропонимание Алексея. Искренняя любовь к России, смелость выражения своих мыслей, трезвая, мудрая оценка обстановки тех лет — таким было мироощущение Сергея Толстого. Юноша с Ново-Басманной, да еще единицы преданных друзей — вот все, кому он мог доверять. И не ошибся.

3. Старшая сестра

Наталия Ивановна была старше Алексея на 18 лет. Она приняла на себя обязанности его матери. Пришлось ей стать и сиделкой — Иван Николаевич чувствовал себя все хуже. Однажды он слег и оставил работу в Торгсине.

Тогда жесткие тиски бедности стали заметно и неумолимо сжиматься. Молодой разведенной женщине необходимо было кормить двоих детей и пожилого отца. Тогда же в медицинский институт поступил ее двоюродный брат Коля Меньшов. И он тоже жил на Ново-Басманной и привозил из походов в деревню гостинцы: сушеные вишни, сало, варенье. Однако, жили все равно голодно, продуктов не хватало.

— Я хорошо помню, как мама принесет полкило колбасы, порежет, — рассказывает Ия Викторовна о довоенной жизни. — Я пока соображу, что надо взять… А ребята молодые, есть хочется — и тарелка сразу пуста. Я помню, как мы пили чай. У нас были стаканы… Алеша как-то спрашивает: «Что это за стаканы такие?» — словно впервые их увидел. Я говорю ему: «А что стаканы? Стаканы, как стаканы!» Щадя его самолюбие и душевную уязвимость, я не сказала ему, что бабушка подобрала их ни весть где, когда маму высылали из Москвы…».

Наталия Ивановна не только кормила Алексея, она его и окормляла.

Брат всегда делился с нею своими личными переживаниями, показывал новые стихотворения. Эта сыновняя привязанность к сестре сохранилась у Алексея Ивановича до самых последних дней.

— Наталья! Я выучусь и не дам тебе жить в нищете. И в гроб я тебя положу в котиковой шубе! — Говорил он ей среди вопиющей бедности, а она понимающе улыбалась столь галантному обещанию брата. Его искренность часто была вызывающей, доходила до гротеска, дабы то, что он хотел сказать, было услышано. Близким на всю жизнь человеком всегда была Алексею и племянница Ия. В свою очередь он занимался ее воспитанием, помогал разбираться в чтении книг. Он без всякого сомнения будил ее по ночам и читал ей свои новые стихи. На тонком восприятии юной племянницы он испытывал еще и свое мастерство чтеца, проигрывая выученные басни, прозаические отрывки.

В ту пору Алеша увлеченно готовился к поступлению в театральную студию А.Д. Дикого.

4. Абитуриент

Смущало же Алексея два обстоятельства. Первое — аттестат его был не блестящим. По главным предметам — русскому языку и литературе — стояли тройки. Второе: для поступления не хватало ему двух лет жизни, в студию принимали только с восемнадцати. Он успокаивал себя тем, что даже у Чехова были тройки.

— А насчет возраста — так внутренне я всегда себя чувствовал старше биографии, — оговаривался он на этот счет.