Фатьянов

И, облегченно посмеявшись, Алексей принес выпить. По рюмочке. За доченьку. И стали они писать молодой маме письмо. Оно стало песней «Пью рюмочку до донышка за женушку с Аленушкой». От руки на чистой бумаге был нарисован нотный стан. И нанизывались на него ноты партитуры счастья. Так что исполнять этот радостный гимн могли бы все роженицы палаты, будь они музыкально грамотны.

Имена детям Алексей Иванович выбирал сам. Еще в детстве он упивался красотой русских сказок, кроткой, певучей чистотой и лаской русских имен. Во что бы то ни стало ему хотелось назвать дочь по-васнецовски — Аленушкой. Не Еленой, именно Аленой Алексеевной. Он набрал полные карманы конфет и пришел в ЗАГС. Там, долго не объясняясь, он высыпал на стол килограмма два шоколада, твердо попросил:

— Девушки милые! Запишите мою дочь Аленой — век не забуду!

И симпатичные чиновницы записали в свидетельстве о рождении имя девочки — «Алена».

И крестины дочери Фатьянов отмечал на широкую ногу.

Крестили ее в храме Воскресения Словущего, что на улице Неждановой. Храм этот знаменит тем, что никогда не закрывался, в нем не прерывалось служение даже в годы гонений на православие. И без того маленький церковный зал до стеснения дыхания заполнился московскими знаменитостями. Крестный отец — Василий Павлович Соловьев-Седой — искренне, по-родственному радовался появлению младенца. Крестная мать — солистка Большого театра Александра Михайловна Тимошаева, жена дирижера оркестра Всесоюзного радиокомитета Виктора Михайловича Кнушевицкого — постоянно дышала на руки прежде, чем взять на них спящую свою красавицу. Она тихонько пела вместе с церковным хором.

У них в просторной квартире дома Большого театра, совсем близко от церкви, и остановились все Фатьяновы — ребенка нужно было покормить и перепеленать.

А кум Василий Павлович уехал в «Москву», в гостиницу, хлопотать о банкете. Там, в банкетном зале, уже бегали официанты и администраторы, заканчивая приготовления к приему знаменитых гостей…

Об этом событии говорила вся Москва.

1948 год. Церковь не столько отделена, сколько отдалена от государства. Несмотря на сталинский либерализм в отношении православия в послевоенные годы, крестить детей старались тихонько, чтобы никто не узнал. По укоренившейся привычке на квартире у тайного священника, в глухой деревне, дома… А тут — крестины, да и какие! Ай да Фатьянов, ведь никаких крестин организовывать нельзя, а он что ж? Открыто крестил дочь да еще и банкет затеял там, где шила в мешке не утаишь! И что с ним делать: ведь не член партии, а значит — никто… Это подумать только: весь цвет советской творческой интеллигенции пришел в храм и люди участвовали в службе! Не просто присутствовали — пришли специально, стояли со свечами!

Что за банкет был, забыть невозможно. Этот февральский вечер гремел отголосками своими еще много лет. Рядом с Красной площадью и мавзолеем на накрахмаленных скатертях стояли водки и закуски для того, чтобы отпраздновать церковное таинство. Людей приглашено было много, зал был полон: композиторы, поэты, артисты, исполнители, чиновники различных творческих организаций… Был Соловьев-Седой со своей женой Татьяной Рябовой, Сигизмунд Кац, Иван и Евгения Дзержинские, Никита Богословский, из композиторов не было разве только Тихона Николаевича Хренникова, а почти все остальные — были. Писателей пришло и того больше. Хайджинатов Тихон Михайлович, председатель правления авторских прав, желал младенцу жизненного благополучия — а он знал, что это такое, всегда выручал деньгами без вопросов. Речи, тосты, вина, смех, шутки, танцы, долгие многочисленные «посошки», сочиненные тут же песенки и куплеты, поэмки и оды… О, веселая кутерьма больших праздничных застолий, где все — друзья или почти друзья!..

Будь здорова, Аленушка, будь всегда ангелом этого семейства!

…Вскоре Лев Иванович Ошанин встретил Галину Николаевну в коридорах писательской организации. Он был в ту пору секретарем парторганизации Союза писателей. Естественно, он на крестинах присутствовать не мог. А, наверное, хотелось. Человек достаточно добросердечный, он лишь слегка пожурил молодую маму:

— Галочка, рожать вы можете, сколько угодно. Но зачем же крестить?

Это и было «взысканием» за содеянное. К тому же, как это ни странно звучит, Алексей Иванович понятия не имел о том, что крестить ребенка нельзя. Он и не задумывался над этим, и в мыслях не держал. Родил — значит и крестил, так не нами заведено. Он ходил с гордо поднятой головой. Все удалось — и дочь «Аленой» записал, и крестины, как русский человек, по-доброму справил.

В начале лета вышел нотный сборник двадцати фатьяновских песен в Московско-Ленинградском издательстве «МузГиз».

Так что все у него было хорошо.

Соловьев-Седой

1. Старший дворник и горничная певицы