Фатима

После этого вопроса в том зале стоял оглушительный хохот. Он изгнал этого горе-академика из аудитории. Так вот, исходя из этого случая, я хочу напомнить вам об одном простом феномене. Ведь в истории человечества было немало случаев, когда люди, исходя из чувства самосохранения или стремления к выживанию, не проявляли сострадания. Но тем не менее, все новые поколения людей, что рождались на свет, были наделены этим чувством. Вы как-нибудь можете это объяснить? Кстати, может быть, всем нам надо учитывать то, что чувства и эмоции гораздо более тон кая материя, чем условные рефлексы у знаменитой павловской собаки.

И тогда все участники семинара начали смеяться. Впервые с момента их совместной работы они смеялись. Этот смех поневоле привёл их к разговору о том, что собой представляла интеллигенция в России, в СССР и какой она становится в постсоветском пространстве. Тут ему пришлось выступить в роли незапланированного докладчика. И как бы ни пыталась Дама Пик предотвратить это нарушение графика, все участники семинара были едины в своём стремлении вы слушать его. И когда он начал говорить, его фактически каждые пять минут прерывали и требовали разъяснений. А потом он предоставил слово известному учёному из Санкт-Петербурга.

— Был такой министр просвещения в России по фамилии Уваров. С ним связывают теорию официальной народности. Основные её принципы объединены в так называемой «уваровской триаде». По его твёрдому убеждению, лозунг «Свобода, Равенство, Братство» изначально был порочен. Этот министр был убеждён в том, что уравнение людей — это просто губительно и способно привести к ужасной ситуации возникновения усреднённого человека. В уваровской же триаде гармоничным образом сочеталось три основных феномена российской действительности: православная вера, самодержавие и народность.

Этот министр был одним из первых, кто заговорил о том, что в России существует система формирования интеллектуалов, но нет западной системы их употребления. В результате сложилась ситуация, когда интеллектуалов получилось слишком много и они были не совсем такие, какими были нужны государству или деловой элите. Так возникли те, кого называли «лишними людьми». Если всё же какая-то их часть оказывалась вовлечённой в какие-то созидательные процессы, то эти люди считали, что их употребили совсем не так, как они хотели.

Русская литература полна примеров о так называемых «лишних людях». Если исключить всю любовную составляющую, то все эти Онегины, Печорины, Чацкие, Базаровы имели прекрасное образование, кото рое нельзя было применить к реальной жизни. Реальную жизнь они не знали, да и не хотели знать.

Трудно понять, на каком этапе все эти «лишние люди» начали заниматься неким социальным мессианством. Почему-то вдруг они возомнили себя некой элитой, стоящей над всем и вся. При этом у них начало доминировать в поведении нечто, что превращало их мировоззрение в какую-то систему интеллектуального господства над всеми.

У всех них начало проявляться стремление к социальной критике, они выступали в роли носителя общественной совести, испытывали чувство моральной сопричастности ко всем событиям, происходящим в стране. И всё это подавалось под соусом озабоченности судьбами отечества.

Вот так страна и пришла к «Октябрьскому перевороту». А потом Гражданская война и репрессии изничтожили этот слой интеллектуалов. Но при этом кто-то из них всё же выжил в эмиграции. Интеллигенция же новой волны всё пыталась под песни Высоцкого и Окуджавы осознать, что же происходит в стране. Но развал СССР вынудил их всех заняться поисками хле ба насущного и забыть о своём мессианском предназначении.

***

По мере того, как семинар разворачивал свою работу, становилось ясно, что он очень напоминает американские горки. Из одной крайности докладчики кидались в другую. Их концепции и взгляды иногда разом возносили их всех к вершинам философской дискуссии, а порой бросали в пучину социологических исследований. Споры не утихали. Но пока они всё же не превращались в бесцельные баталии. Это радовало. А ещё дарило надежду на то, что они смогут, в конце концов, прийти к какому-то консенсусу.

В тот день на трибуне появился весьма интересный человечек. Он выбрал какую-то очень странную манеру изложения, весьма далёкую от привычного стиля в докладе или лекции. И говорил он весьма удивительные вещи.

— Он был гением. А ещё он был просто пьяницей. Обычным русским пьяницей. Заметьте, что не алкоголиком, а пьяницей. У него очень часто не было де нег даже на хлеб. Он был патологически беден. Себя он называл нищим из нищих. Очень хотел убить товарища Сталина, но так и не нашёл оружия, чтобы это сделать.

А вот деньги на выпивку он находил всегда. Конечно же, он не мог позволить себе купить водку. Пил какой-то суррогат. Даже язык не поворачивается назвать это самогоном. Ведь самогон — это всё-таки в своём роде тоже элитный напиток. Вынужден был пить дрянь, но не бросал пить. Из-за пьянства от него ушла жена.