Фатум. Том третий. Форт Росс

– Ты что же, барынька, личико-то свое воротишь? Ну?! Мордень почему свою прячешь, стерва? Али кровь твоя, голубая да чистая, не велит? Так я ведь вскрою твои жилки… Гляну, вдруг да она тоже красная? Ну, ну, не ерепенься, девка, не корчи из себя картину. С капитаном-то… моим должничком, ты небось уже своим медом да теплом поделилась, а? Знаю, знаю, не скаль зубы. Что? Ах, должок? Есть такой грех за ним. Вот ты-то за него покуда и расплатишься. Пусть отольются ему слезы моей Дарьюшки, пусть вспомнит, гадлец, как родну кровь в каторжное железо садить… Колодник я бежлый… с Сахалы³⁸, людожором кликали меня,– доверительно шепнул он и, провористо задрав пышный подол, сипло хохотнул: —Эт я тебе, малина, затем сказываю, чтоб ты ведала, чье семя под сердцем носить станешь… Чтоб не заобиделась часом и знала, кто нонче любать тебя будет и люлюкать, как дитя…

Зубарев вдруг сбросил с себя кожаную куртку, обнажая бычий торс. Его плечи, руки и грудь распирали огромные, как у жеребца, мускулы, похожие на массивные окатные камни. Лицо Матвея, будто скроенное из жесткой седельной кожи, с провалами на щеках и многочисленными бороздами морщин, тронула зловещая тень. Он подмигнул своей пленнице, как старой подружке, и тут же внезапно дернул на себя корсаж платья, оголяя беззащитную грудь.

Оглушенная страхом и отвращением, Аманда не слышала своего крика, когда рванулась от земли, чтобы расцарапать его лицо. Ее природой овладело исступление. Она извивалась, кусалась, яростно впиваясь зубами в своего врага, но вдруг беспомощно зависла в его руках, чувствуя, как быстро слабеет, содрогаясь всем телом от грубого, хриплого смеха.

Ощущая неотвратимый конец, который навеки заклеймит ее тавром позора в глазах Andre, станет одним из тех прозвищ матросни, которое будет готово ударить ей в спину ножом дурной молвы, Аманда попыталась еще раз вырваться из его рук, но он с силой отшвырнул ее от себя. Затем придавил тяжелым коленом и, зажимая рот, пробасил над ухом каторжным словом:

– Потерпи, девка! Потерпи, потаскуха. Кто знает, может, и ты, малина, была зачата в пороке и во грехе. Клянусь своей матерью, что померла без попа и молитвы в завшивленной арестантской фуре, я тоже не скопец и умею покрывать баб, особливо таких господских сучек, как ты. Лежи спокойно, скакуша. Уж у меня-то есть в этом деле сноровка. А ты грудистая, барынька, я допрежде не видал таких… белые они у тебя да крепкие, как кубанские яблоки… Разве что у моей Дарьюшки были таки, да токмо зреть их пришлось не мне, а твоему капитану… Братцу моему любому, что поднасильничал над ней… о как!

– Брат? Повтори… Ты сказал «брат»?! – Аманда, распятая на траве, со спутанными волосами, безумными, непонимающими глазами взирала на тяжело дышавшего каторжника.

Зубарев снова засмеялся, только на этот раз шибче, и смех его приобрел опасное звучание, словно точили друг о друга лезвия ножей.

Глава 8

Выстрел, прокатившийся по глади реки, показался Андрею еще одной иглой, воткнутой Фатумом в его душу после гибели «Северного Орла». «Джессика!» – у капитана оборвалось сердце, в пересохшем горле не осталось ни капли слюны. Перепрыгивая через камни и вывернутые ветрами корневища деревьев, он бросился напролом к угрюмым скалам, в вершинах которых еще гуляло гулкое и хлопистое эхо выстрела. На обрывистом взгорье он на мгновенье остановился; пугливая звериная тропа сворачивала вправо и бежала выше, к каменистым отрогам…

– Где-то здесь,– прохрипел он запыхавшемуся ден-щику.

– Обожди, Андрей Сергеич,– казак, рубаха которого была сыра от взмока, припал на одно колено и, взлысив траву³⁹ в двух-трех местах, тыкнул пальцем: – Ишь ты! След-то ейный вниз побег, барин. Никак, к тому песку… —Палыч с зоркой оглядкой кивнул на желтую полосу, что тянулась у берега бурливой реки. Над их головой, блеснув агатовым глазом, распластав траурные крылья, тяжело слетел с ветки седой ворон. Преображенский, не теряя из виду цепочку следов в рыхлой земле, увлекая за собой рыжие ручьи песка и глины, низринулся с яра⁴⁰.

– Джессика-а! Джессика-а-а! – Андрей в отчаянье вздирал мертвенную тишину пустынного берега, обегая его неистовым взглядом. Внезапно мокрые пятна на песке остановили его поиск. Затем они с денщиком увидели темные отпечатки подошв на камнях и обрывок атласной ленты, зацепившейся за колючий стебель волчеца⁴¹. Поднявшийся ветер полоскал его, как гюйс⁴² на бушприте.

Капитан резко обернулся – глаза на миг блеснули отраженным солнечным светом – и, перебросив пистолет в левую руку, с криком схватился за шпагу:

– Палыч! Она где-то здесь… А ну, обойди ту высот-ку,– Преображенский указал пистолетом на скалистый, избоистый утес, коий окружали золотистые дюны и голубые ленты ручьев. Денщик молчаливо кивнул, и капитан прочитал в его глазах готовность выполнить приказ.

Когда сутулая фигура старика скрылась за охристой полосой кустарника, Андрей, сунув в кафтан обрывок розовой ленты, прижимаясь к камням, двинулся по следу.