Фатум. Том третий. Меч вакеро

– Да… и очень много,– он решительно откинул сигару.– Например, тебя. Кстати, почему ты до сих пор не вышла замуж?

– Жених еще не родился,– она ловко подложила под его голову свернутый валиком каррик.

– А если правда? – он сжал ее пальцы.

– Не за кого было. Луис думал: за кем сила и деньги, тот и всемогущ. Хм! Вот и получил хвост от крысы.

Он прижал к щеке ее теплую ладонь: мягкую и уютную, как сама Тереза.

– Ты не понимаешь, чего ты стоишь…

– А вы знаете, сколько я стою?

Он усмехнулся ее шпильке и поцеловал руку.

Лицо ее осторожно нависло над ним, скрыв небо пенным каскадом волос, и губы прошептали:

– Спасибо…

Пальцы его погрузились в струи волос, охватив ее затылок, притянули к себе. Она, упираясь ладонями о траву, близко-близко склонилась, касаясь грудью его плеча.

Дон попытался разглядеть ее – пустое. Он весь ушел в прикосновения, туманящие сознание… Он ощущал, как ее губы сладко приоткрылись двумя свежими лепестками, и как проснулся и зарычал в нем зверь всепокрывающего желания. Но Тереза уже шептала на ухо:

– Пора уезжать!

Майор не спорил: рана красноречиво напоминала о себе. Поднимаясь, они вспугнули вышедшую к ущелью олениху. Дернув лакированным носом, она стремглав унеслась прочь, немало удивив понуро стоящих лошадей.

Хромая на обе ноги, опираясь на плечи Терезы, майор кое-как доковылял до кареты. Боль кромсала на части. Звуки: хруст гальки, скрип рессор, звон упряжи,– всё так же несло с собой адову муку и застилало огненным мраком глаза. Когда он садился в экипаж, ему хотелось умереть, но из-за пропитанного болью мрака, схватившего его мозг стальной перчаткой, он даже не осознавал, что жаждал сего.

Вода из фляги отчасти облегчила его страдания; устроившись поудобней, так, чтобы не открылась рана, он ласково потрепал девушку по щеке:

– Если мне… не будет суждено умереть здесь,– он с тоской бросил взгляд на сине-зеленое ожерелье гор,– Богом клянусь, мы обвенчаемся.

Тереза покачала головой, крепко сжала ладонью его холодные пальцы:

– Это только мечты, дорогой.

– Но это и реальность.

Она посмотрела в сторону, однако он заметил, как дрогнул ее подбородок, как обозначилась на нем горькая ямочка.

– Я люблю тебя за твои мечты, но тебе ли… – она закусила губу,– предаваться им! Ладно, не терзайся. С меня довольно и того, что ты есть.

– Перестань! – он вновь сморщился от боли.– Ты ошибаешься, если думаешь, что я из тех подлецов, которые салютами признаний в постели заметают следы. Лучше подумай о доме, о Мехико… ты не будешь скучать, когда я увезу тебя в Мадрид?

Она помолчала, накручивая прядь на указательный палец, и, скорее для себя, ответила:

– Нет, я не буду скучать…

Глава 2

Могила Мигеля без креста, без имени, политая кровью Диего и слезами Терезы, давно осталась за поворотом горной тропы. Дон бредил: «Я не хочу умирать! Не хочу… не хочу…» Болтанка в карете вконец его доконала. Боль свила гнездо в правом боку и грызла, рвала, кусала на каждой выбоине, на каждом повороте.

Тереза не находила места: измочаленная четверка лошадей еле-еле тащила империал. Девушку охватило отчаяние: «Он умрет раньше, чем я доберусь до человеческого жилья!» Она чувствовала, как одеревенели руки. Вожжи стали чугунными – не удержишь. Глаза застеклили слезы: «Проклятый отец. Трус! Ненавижу! Всё! Больше он от меня ничего не дождется! Пусть сгниет со своими дублонами и превратится в червятник,– плевать».

Срывая злость на животных, она без меры поднимала кнут, представляя, как хлещет отца, но тут же замаливала свой грех, пугаясь собственной жестокости. Всякий раз стон Диего отдавался болезненным эхом в ее любящем сердце.

Солнце гранатовым взрывом уходило на западе в океан, обуглив небо в багряный цвет, когда тропа, по которой гремела карета, раздвоилась, Тереза придержала лошадей, стер-ла слезы с распухших век и призадумалась в выборе. «Боже!..» – она не могла припомнить, чтобы дорога дельтой разбегалась по сторонам. «Что делать?» – при одной только мысли: «Заблудились!» – плечи просквозил холод.

Серый туман распускал свои щупальца над дальним лесом, откуда слышалось уханье сов и какие-то неведомые голоса.

Она накинула через голову толстое пончо: становилось свежо, ветер гулял в скалах, гудел в постромках упряжи и в разбитых фонарях, словно не в силах выпутаться. Мексиканка уже решила рискнуть побеспокоить вопросом майора, когда услышала позади глухой топот.

Тереза затаила дыхание. Внутри всё разом оборвалось. Превозмогая страх, обернулась.

Позади расплавленным серебром дрожала безлюдная долина, и дальние горы – такие бесплотные, призрачные —тающими силуэтами тянулись средь сизых звездных небес. Она скосила глаза влево, туда, где круче холмилась долина, и обмерла.

Что-то темное, значительно превышающее человека, припадая к траве, рывками бежало наперерез.

Более мексиканка не раздумывала, лошади – тоже. Карета неслась – не остановишь. Их била тьма, мелькали холмы, гривы, звезды. На повороте к лесу она не выдержала и обернулась вновь.